Выбрать главу

Юджин смотрит на все со стороны, скрестив руки на груди.

— Промахнулась, детка, так пей штрафную! — говорит мне амбал-хозяин Арнольда.

И мне протягивают рюмку. Да, играть в это на пьяную голову будет сложнее. Хотя, демоны с этим!

Я отпихиваю рюмку, беру со стола бутыль и, под восторженные возгласы окружающих, отпиваю прямо из горла. Так-то лучше.

— Вот это дамочка! — восхищается кто-то.

— Не дамочка, а моя маман, — слышу я заплетающийся голос Арнольда.

Но в этот миг амбал снова кидает шарик и…промахивается! Ура!

Настал мой черед. Плавно, я делаю движение запястьем. Шарик летит по воздуху, и, на мгновенье, мне кажется, что он перелетит мимо, но-моя удача — шарик в стакане!

Один-один.

Дальше попадает амбал. И снова я.

Два промаха амбла хозяина-Арнольда. Один мой. И все должно решиться последним броском. Я долго приноравливаюсь. Последний стакан — самый дальний. Толпа вокруг вовсю делает ставки. Выходить на повторный раунд не хочется. Надо выиграть…

Я слегка прищуриваюсь, снова прицеливаюсь, как…

— Давай, киса! Не томи! — смеется мой противник и, видимо чтобы воодушевить меня, полной пятерней хватается за мою попу.

Такого я, как приличная замужняя дама, стерпеть не могу.

Резко развернувшись, я даю амбалу пощёчину.

Драться приличным дамам запрещено. Это не красиво. Все, чем мы можем выразить гнев — несчастная пощечина. И за время хождения между "мужьями" я выработала особый стиль, позволяющий причинить максимальную боль обидчику.

Поэтому, когда моя рука врезается в щеку амбала, голова того резко разворачивается, искусственный глаз вылетает из орбиты, а дальше — весь бар с замиранием сердца следит за полетом этого "шарика". Глаз перелетает стол и, словно в замедленном действии, опускается в мой дальний стакан.

— Ура! — почти подпрыгиваю я, — Я выиграла!

Амбал, конечно, хочет что-то возразить, но между ним и мной встаёт Юджин.

— Дама попала шариком в стакан, — спокойно говорит он, — Игра окончена.

Возможно из-за его уверенного тона, или по каким-то иным причинам, все в баре прислушиваются к учителю. Я хватаю Арнольда за шиворот и тяну его к выходу.

— Постойте, маменька…

Арнольд, в свою очередь, хватает бутылку из которой я пила.

— Не советую, — шепчу я ему на ухо.

— Отчего?

— Я туда сплевывала…

Арнольд выпускает бутылку, и мы с Юджином благополучно выволакиваем парня из бара.

Арнольда, конечно же, не хватает на весь путь до дома. Его сначала рвет, а потом вырубает на полдороге.

Приходится водрузить его тело на нашу единственную лошадь, а сами идти рядом. Я говорю во множественном числе, так как Юджин вызвался проводить меня и тело моего пасынка.

И, наверное, я все же рада дружбе учителя. Каким бы странным он не был.

Волки и огонь

Дорога, по которой мы идем-покрыта ночью, Юджин несет факел, я недоумеваю почему я не взяла дома шаль или иную теплую вещь? На дворе осень и ночью более чем прохладно.

Лошадь наша запинается на кочке, тело Арнольда слегка подбрасывает, и мой пасынок начинает бессвязно бормотать. Не знаю о чем он, но слова Аннита и любовь точно можно определить.

— Даже находясь в темноте, я чувствую, что сейчас вы закатываете глаза, — говорит Юджин.

— Даже если так, то что с того? — холодно спрашиваю я.

— Могли бы быть поснисходительнее к мальчику. Он пережил тяжелое предательство.

— Скажите, кого из нас не предавали? — парирую я, и на ум моментально приходит проклятый граф Соцкий.

— Но Арнольд любил Аниту, — словно читает мои мысли Юджин, — Разве вам не кажется, что в этом случае все по-иному?

От злости я готова рычать. Рассуждения Юджина поверхностны и жестоки. Если он думает, что я никогда не проходила через то же, что и Арнольд — он глубоко ошибается. О предательствах я знаю все.

И это мне кажется, или я слышу реальное рычание во тьме? Исходит оно, однако, вовсе не от меня.

— Юдж… — договорить я не успеваю. Нечто огромное и лохматое вырывается из тьмы кустовых зарослей, набрасываясь на Юджина. От удара, факел вылетает из рук учителя, падает на землю и мы оказываемся во тьме. Лошадь мгновенно встает на дыбы, дико ржет и начинает нестись прочь, вместе с привязанным к ней телом Арнольда.

Остаемся мы трое. Я, учитель и зверь.