– Вот и я, хотя не первой молодости, женку хочу взять… Не жить же в грехе.
– Да ведь у тебя, Святослав Ольгович, есть княгиня.
Святослав вздохнул:
– Дитем совсем женили на половчанке. Столько лет тепла не чую, точно чурка какая рядом. Женку встретил по себе, венчай, святой отец, чтоб не блудил поневоле!
– А прежнюю куда?
– Половчанку-то? А никуда. Не в счет та, она так и осталась степнячкой. Деток не оставлю, будут во всем первыми.
Епископ встал во весь свой немалый рост, в глазах его появилось что-то нехорошее:
– Ты, князь, говори, да не заговаривайся. Перед свадьбой ее крестили? Имя Екатерина небось не ханом Алепой дадено было?
– Крестили, да только…
– Что – только? Венчан? Значит, и живи венчанным, а все остальное – блуд! И венчать тебя еще раз при живой женке не стану, не на то поставлен. Прости, Святослав Ольгович, неможется мне что-то…
Сказал и вышел твердой походкой, оставив князя одного. По этой походке отнюдь не чувствовалось, что епископу «неможется». Ах ты ж старый строптивец! Но отказываться от назначенной дани теперь нельзя, некрасиво…
Святослав злился сам на себя, чего бы сначала не завести осторожно разговор о возможной женитьбе? Но потом подумал, что епископ прав, негоже так-то. Оставалось уговорить Марию Петриловну жить невенчанной. А что, если уж так люб, то потерпит, а там, может, и епископа уговорить удастся или придумать что другое…
Но не на ту напал, почувствовав, что возможность стать княгиней под вопросом, Мария Петриловна решилась на отчаянный шаг. Вокруг действительно уже шептались, да и сама понимала, что в наложницах у князя долго не продержишься, горячих да ловких во всяком городе пруд пруди. Тихонько попросила Святослава прийти ввечеру.
Тот поспешил, однако предчувствуя непростой разговор. Святослав, как все мужчины, боялся женских слез и что сказать, просто не знал. Но вдова встретила его спокойно, сказала, что попрощаться хочет.
– Чего это? Али плохо тебе у меня в тереме?
– Хорошо, да только как могу дольше оставаться?
Она замолчала, ожидая, что скажет, а Святослав просто не знал, с чего начать, пришлось Марии самой, все самой.
– Мне теперь один путь – в омут головой. – Она подняла руку, останавливая его удивленное возражение. – В тяжести я, князь, а как дитю жизнь давать, ежели без мужа?
Пользуясь тем, что он обомлел от такого известия, вдова залилась слезами:
– Знаю, что грех великий, но куда мне? И здесь наложницей жить не смогу, плевать вслед станут.
– Да я им!
– На всякий роток не накинешь платок. А сыну как скажу, кто его отец? Нет, уж лучше в омут. Проститься вот хотела, в последний раз тебя поцеловать, обнять…
Святослав, почувствовав на своих губах ее горячие губы, а на шее – руки, снова потерял голову. И снова очнулся только к утру опустошенный, счастливый и несчастный одновременно. Он не мог отказаться от такой женщины, но и жениться на ней не мог.
Видя, что даже таким способом из Святослава не выбить обещание жениться, Мария задумалась, что же делать теперь.
– Прощай, Святослав Ольгович. Было мне с тобой хорошо, да ты сам нашу с сыном судьбу решил. Не поминай лихом. Иди, тебе пора. Да и мне тоже.
Она стояла, переплетая густые волосы, стройная, красивая… совсем не как немолодая уже годами Екатерина. Святослав обхватил сзади, горячо зашептал:
– Не уходи. Женюсь! К епископу ныне ходил, отказал он, так другого найдем. Повенчают.
Мария грустно покачала головой:
– Коли епископ отказался, кто повенчает?
– Духовника своего заставлю. Он без меня никуда, повенчает.
И вдруг его самого смутил такой поворот:
– А ты-то не боишься, все же у меня венчанная женка есть…
Мария, осознав, что задуманное получилось, обхватила его шею и прижалась, радуясь уже неподдельно:
– Я с тобой на все согласна! Не мне венчание нужно, а чтоб дите законным было да люди вслед не болтали.
Венчание состоялось, и провел его действительно княжий духовник, за что епископ Нифонт страшно на него гневался.
Мария Петриловна, став княгиней, родила, но не сына, а дочку, и чуть раньше срока. Отговорилась тем, что из-за переживаний раньше времени и получилось. Князю вовсе ни к чему было знать, что дите у новой жены завелось как раз тогда, когда и был погублен неугодный муж Громила Силыч.
А переживать было отчего. Пока князь Святослав Ольгович миловался с Марией, уламывал епископа да венчался, изгнанный Всеволод Мстиславич без дела не сидел. Его не устроил Вышгород, и князь решил сесть в Пскове.
Пригород (то есть зависимый город) Новгорода, Псков, всегда мечтал стать самостоятельным, и временами ему это удавалось. Потом на Новгородский стол садился сильный князь, и Псков снова становился зависимым. Но сейчас в Новгороде сильного князя не было, а псковичи получали одного из Мстиславичей, сила которых еще не избыла.