Мама Георгия замерла, впав в ступор после слова "смерть" и не в силах трезво оценить ситуацию. Поэтому вновь заговорил отец:
— Скажите доктор, как бы вы поступили на нашем месте?
Хирург позволил себе легкую улыбку, разведя при этом руками:
— Послушайте, случай тяжелый, но люди выходили из комы и сами, и по-прежнему выходят… Никто не может дать вам стопроцентных гарантий.
Отца подобный отстраненный ответ ожидаемо не устроил, и он повторил вопрос:
— Доктор. Никто не собирается вас засудить за ваши слова или ссылаться на них после, будем считать, что вы уже озвучили все риски. А теперь ответьте, пожалуйста, искренне — как бы вы поступили на нашем месте?
Хирург молчал долгих пять секунд, после чего панцирь его отстраненности раскололся, и ответил он действительно искренне:
— В этой ситуации я бы рискнул и дал близкому человеку еще один дополнительный шанс.
Выслушав его, папа Георгия утвердительно кивнул:
— В таком случае мы подпишем документы.
…Они стояли у окна больничной палаты, наблюдая за тем, как врачи тянут к перебинтованной голове их сына какие-то провода, нацепив на нее сверху "шапку" из присосок наподобие той, что используется при ЭКГ. Рядом стоял навороченный компьютер — основное "тело" нового оборудования, способного, по словам хирурга, помочь Жоре выйти из комы… Закончив приготовления, один из докторов нажал что-то на аппаратуре — и экран компьютера замерцал, после чего отобразил ряды цифр и какие-то диаграммы… Родители ожидали чего-то более эффектного при запуске — но реальность оказалась куда как более прозаичной. И, видимо, именно поэтому мама неожиданно спросила вслух, при этом ни к кому не обращаясь:
— Интересно все-таки, а где он сейчас? Что видит?! Это как сон — или…
Глава 2
Пришел я в себя резко, без перехода. Вот только что на меня несся грузовик «volvo», и я закрыл глаза от ужаса, предчувствуя тяжелейший удар и уже не в силах сделать хоть что-то… И вот я снова открыл их. А над головой — переплетение древесных крон, усеянных красными, желтыми и иногда все еще зелеными листьями. Некоторые же ветви успели и вовсе оголиться… Они столь плотно примыкают друг к другу, будто образуя настоящие своды; но вот подул ветер — и верхушки кленов и берез явственно закачались, а вниз стали осыпаться потревоженные листья, по спирали закручиваясь в воздухе, и подсвеченные лучами пробивающегося под сень деревьев солнца…
Я сделал глубокий вдох — и зажмурил от удовольствия глаза. В городе столь чистого, сладкого воздуха, насыщенного ароматом только-только опавшей, подопревшей листвы, встретить невозможно. Разве что уж совсем на окраинах или «лыжной базе», где растет целая роща вековых дубов. А потом на мое лицо легонько спланировал сорвавшийся с ветви березовый листок — он будто бы ласково погладил меня, невесомо скользнув по щеке.
Господи, как же хорошо!
Еще не до конца осознав происходящее, я вдруг подумал о том, что возможно, попал в рай. А следующая мысль, промелькнувшая в голове, звучала примерно так: «в раю — здорово!». И тут же накатила легкая грусть: «так что выходит, я тогда погиб под колесами грузовика?!».
Однако, не успел я еще загрустить по поводу своей безвременной кончины, как раздался чей-то приглушенный и одновременно с тем крайне встревоженный возглас:
— Половцы! Половецкий разъезд к колоку идет! Вставайте братцы!
В голосе говорившего было столько искренней тревоги и неподдельного напряжения, что я сразу же поверил ему — и резко приподнялся, понукаемый говорившим, широко раскрыв глаза. А после еще и рот — от удивления.
Первой мыслью было то, что я попал на реконструкцию. Выездной фестиваль, в которых мы периодически участвовали с «Наследием». Ибо моему взгляду предстало несколько молодых мужчин, облаченных в шерстяные рубахи с длинными рукавами, и широкие, словно шаровары, холщовые штаны. Отдельно мой взгляд зацепили кожаные сапоги — они были у каждого из шести парней, лежащих в круге у костра. Хотя парнями их все же назвать как-то… Не совсем верно. Уж больно цепкие, сосредоточенные, серьёзные взгляды у проснувшихся — такую внутреннею собранность редко когда встретишь у моих сверстников.