– Главное, чтобы отец с ней ладил, мне-то что. Не мне же с ней спать.
Через пару минут, видимо, постеснявшись собственного безразличия, добавил:
– Она не вредная, не хищная, не глупая. Но самое главное, она не колет ботекс и не ходит к пластическим хирургам. Так что пусть он женится, я не против.
Как только я отковыляла в сторону кухни подальше от прикроватной тумбочки, где остался мой телефон, аппарат громко заиграл марш горного короля из «Пер Гюнта». Кто бы это мог быть? Я бросила взгляд на часы в прихожей: еще не было и девяти утра. В обычный день звонки в такое время отнюдь не были редкостью, но сейчас мне никто не звонил так рано, все, видимо, считали, что моя плюсневая кость ни за что не срастется, если ее так рано будить.
– Не спишь? – прозвучал в трубке постоянный вопрос всех полуночников и любителей звонить в неурочное время.
– Уже нет, – спокойно ответила я. – Неужели пожар?
– Хуже. Вставай, жди меня, я скоро буду.
– Вообще-то я еще даже не умывалась, – попыталась отбиться я, хотя и понимала, что это тщетно.
– Пока я доеду, умоешься. Потом будет не до того.
Столь бесцеремонное поведение я могла позволить только одному человеку – моей подруге детства, а потом и однокурснице Тае Кутиевой. Я ее знаю столько, сколько помню саму себя, потому что мы жили в одном доме, ее родители были однокурсниками моей мамы (и отца – соответственно), дружили с незапамятных времен, а потом всю жизнь вращались в одной юридической тусовке. Между нами с Тайкой ни условностей, ни церемоний нет. В студенческие годы Тая могла явиться к нам в половине третьего ночи, зная, что мама вряд ли воспримет ее визит в негативном ключе, и заявить, давясь рыданиями:
– Ксюха, я никогда его не любила! Я только сейчас это поняла! На что я потратила полгода своей жизни!
Я старалась не остаться в долгу. Я могла, например, излишне впечатлившись ночным просмотром «Крестного отца», утянуть домашний телефон в кухню, чтобы мама не проснулась, набрать номер и сказать:
– Ты знаешь, Тайка, все-таки Аль Пачино самый красивый мужчина в мире.
– Он слишком маленький, – спросонья заявила тогда она.
– Не беда, тебя он в компанию не приглашал, а мне бы подошел и таким, какой есть.
– Ладно, – зевнув, легко соглашалась Тая почти в три часа ночи, – я не возражаю.
Мы с ней любили друг друга иррациональной любовью. У нас было много несовпадений во взглядах на профессию и на жизнь, но по-взрослому мы никогда не спорили, это было залогом сохранения наших уникальных отношений, мы обе понимали это, хотя и никогда не произносили ничего подобного вслух.
То, что Тая заявила о чем-то, что хуже пожара, меня не слишком удивило: никогда не знаешь, что в данный момент могло так всколыхнуть ее впечатлительную натуру. Я ждала ее без всякого плохого предчувствия. Оказалось, напрасно.
Тайка ввалилась ко мне минут через сорок в крайней степени возбуждения – признак того, что она принесла какие-то новости. Однако по напряженному выражению ее лица, по тому, как старательно она отводила взгляд, мне стало понятно, что эти новости не из разряда радостных. Лицо у нее было довольно помятое. Сперва я подумала, что моя подруга этой ночью попала в какую-то переделку, но не стала задавать никаких вопросов – сейчас сама расскажет, иначе зачем приперлась в такую рань?
Тая не спешила, вернее, никак не могла начать. Полезла было в холодильник, но я обратила ее внимание, что бутерброды уже на столе, она окинула их невидящим взглядом и достала из пакета свежие круассаны, которые захватила где-то по дороге. В холодильнике ее интересовало другое: нет ли у меня случайно сливок?
– Ладно, – наконец изрекла она, – все равно когда-то придется рассказать. Что-то мне не по себе.
– Похмелье? – кратко осведомилась я.
– Совсем чуть-чуть, – ответила Тая, – а так просто почти всю ночь не спала. Ладно, ты все равно узнаешь, пусть лучше от меня…
– Да что случилось-то? – наконец не выдержала я.
– Вчерашний праздник у твоего отца закончился полной катастрофой, – выпалила она.