Мне совершенно не хотелось тратить свой последний вечер на этого несчастного. Поэтому я поспешно закрыла глаза и попыталась притвориться спящей. Видимо, не успела.
– Любовь моя! Я не верю, что это правда, – прогнусавил Гарольд, прильнув к решетке. – Такое чистое создание как ты не могло убить невинное дитя! Завтра я расскажу об этом всем! Прямо на площади я зачитаю свое новое произведение, посвященное тебе! Силой слова я прожгу их сердца и открою им глаза на правду!
С досады я легонько тюкнулась головой об пол. Неужели на мне столько грехов, что простого сожжения моей судьбе мало? Обязательно необходимо пережить еще и публичный позор, а также повесить на совесть труп этого недотепы? Вздохнув, я сказала:
– Гарольд, не надо. Тебя ведь могут обвинить в преступной связи со мной. Кстати, как тебе удалось сюда прийти?
Писарь улыбнулся, плотнее прильнув к решетке.
– Сегодня дежурит мой родственник. Уговорил пустить.
– Но если кто-то узнает о нашем разговоре, решат, что ты мой сообщник. Тебя сожгут вместе со мной!
Плечи Гарольда гордо выпрямились и, вскинув голову, он произнес:
– Пусть! Я с радостью разделю с тобой участь! А потом о нашей любви напишут балладу! И буду помнить вечно! Кстати, я сделал небольшой набросок.
С этими словами писарь полез в карман. Сообразив, что будет дальше, я в ужасе запричитала:
– Гарольд, не надо!
Но было поздно. Как известно, больше всего любят петь люди без слуха, но зато с отвратительно громким голосом. С поэтами ситуация та же. Прокашлявшись и приняв соответствующую позу, Гарольд начал:
– О, ты! Прекрасное созданье! Мой яркий луч, мой идеал! В твоей душе лишь состраданье! Таких, как ты, я не встречал! Ты подарила мне надежду на счастье, радость и покой! Наш океан любви безбрежный вдвоем переплывем с тобой!
Мне искренне хотелась подарить бедняге покоя вечного, утопив хотя бы в ведерке. И в принципе, перспектива совместного сожжения была уже не столь угнетающая, хотя я бы предпочла по отдельности, и чтоб этого недопоэта сожгли прямо сейчас.
Видимо, есть на свете справедливость. Или просто надо чего-то очень сильно захотеть, тогда сбудется. Поперхнувшись очередной строфой, Гарольд осел на землю, а из-за его спины вышел мужчина в знакомом мне черном костюме. Обрадовавшись возможности, я хотела произнести, наконец, три важных слова, но взглянув на руку парня, поняла, что бестолку. Почерневшая ладонь явно доказывала, что я опоздала. Проклятье вступило в силу.
Молча подойдя к решетке, Ворон стал ловко орудовать отмычкой. Действительно, не соврал: много у него талантов. Осторожно, без лишнего шума открыв дверь, полуэльф, наконец, соизволил обратиться ко мне.
– Вставай, живо.
– Зачем? Хочешь выкрасть меня, а потом снова сдать короне за награду?
– Нет. Мне предложили за тебя кое–что большее, чем деньги.
– И что же?
– Мою жизнь.
– Это кто это так расщедрился? – удивилась я.
– Не знаю, но у меня есть неделя, чтобы привести тебя.
Час от часу не легче. Какой-то прямо нездоровый рост спроса на мою персону. Может, братец как-то узнал, что я влипла, и подсуетился? Или же…нехорошее подозрение закралось в душу.
– Что именно тебе обещали за то, что приведешь меня?
– Избавить от проклятья. Так что хватит болтать, пошли.
Что и требовалось доказать.
– Спасибо, но мне и тут неплохо. А попробуешь увести силой, закричу.
Ворон озадачено захлопал глазами.
– Ты же все равно умрешь. Какая тебе разница, как?
– Не скажи. Одно дело сгореть на костре и совсем другое попасть в вечное рабство к теневику. Подозреваю, что у него ко мне давние счеты, поэтому, извини.