– Сразу нет. Скорее всего, я забуду это слово уже через пять минут, и когда ты его скажешь, не пойму, чего ты хочешь.
– Прости, я забыла, что мозг оборотня плохо усваивает информацию.
– Нормально он все усваивает, – огрызнулся Брун. – Хочешь сложное слово – пусть будет осциллограф.
Эльза замолчала, сосредоточенно перебирая губами, и Брун удовлетворенно хмыкнул.
– Нет, осциллограф слишком заумно, – признала Эльза.
– Давай просто – красный. Цвет опасности и крови, которой обливается мое сердце, когда я думаю, во что ввязался.
– Не жалуйся. Я же тебя разбудила. Причем без особых проблем. Красный! – воскликнула вдруг Эльза, и Брун резко затормозил на зеленый сигнал светофора. Сзади возмущенно засигналили.
– Проверка, – сказала она. – Ты должен был схватить меня за руку.
Брун тихо зарычал и нажал на газ.
– Лобзик, – буркнул он. – Запомнишь?
– Дурацкое слово.
– Не такое дурацкое, как гортензии. А что с твоими родителями? – спросил он. – Почему они не могут держать тебя за ручки?
– Они меня боятся, – помрачнела Эльза. – Они прикрутили на дверь спальни шпингалет и читают брошюрки на тему «Как пережить потерю ребенка». Похоже, я так сильно изменилась после укуса, что перестала быть их дочерью.
– Фигово, – оценил Брун. – А ты на самом деле изменилась?
– Пожалуй, – задумалась Эльза. – Раньше я была веселее, общительней.
– Серьезно? Еще общительнее? Выходит, мне повезло не застать тебя на пике формы.
Эльза криво улыбнулась.
– Когда друзья узнали про укус, то почти все отвалились. А некоторые, наоборот, пытались сблизиться и даже будто завидовали. Моя лучшая подруга просила ее укусить.
– Она бы не стала вампиром. Только альфа может инициировать.
– Я в курсе. Но у нее бзик на упырях. Анализ определил, что она в двадцати процентах счастливчиков, – Эльза дважды загнула пальцы, заключая слово в кавычки, – которые могут обратиться. Ну, знаешь, без аллергии на вампирские слюни. Она каждый месяц ходит сдавать кровь в пункты переливания. И она постоянно выносила мне мозг, что я должна испить ее крови… В общем, с ней мы поругались.
– Так себе друзья.
– Кто бы говорил! – вспыхнула Эльза. – Что-то я не вижу добровольцев, готовых провести с тобой зиму. А ведь работенка непыльная!
– Это поначалу, – ответил Брун. – С каждым днем мне все сложнее будет просыпаться. На механические будильники я почти не реагирую, а вот присутствие посторонних чую. В фазе глубокого сна я могу обернуться спонтанно. Мало кто хочет будить медведя.
– Разве ты не контролируешь себя в зверином обличье? – удивилась она.
– Не всегда, – неохотно признался Брун.
– Почему ты так не хочешь в спячку? – рыжие глаза загорелись любопытством.
– У меня есть дела, – скупо ответил он, заезжая на стоянку.
– Ночью я погуглила: у оборотней-медведей, которые не впадают в спячку, сокращается продолжительность жизни.
– А у некоторых медведей во время спячки жизнь и вовсе может неожиданно прерваться. Приехали.
Пока Брун возился с ключом, открывая дверь офиса, Эльза стояла рядом, внимательно рассматривая блестящую металлическую табличку с черными буквами, которой Брун втайне гордился.
– Что еще? – не выдержал он.
– «У Бруна»? Серьезно? – сказала она. – Ты, я так понимаю, кто-то вроде частного детектива?
– Частные расследования, да.
– «У Бруна» – звучит как харчевня.
Брун выпрямился, распахнул дверь и вошел первым, оставив Эльзу в коридоре.
– Что вообще за имя – Брун? – Она догнала его в приемной.
– Кто бы говорил! У тебя ужасное имя!
– Эльза? Что с ним не так? Простое и мелодичное.
Брун сжал зубы, тщась объяснить, но в итоге махнул рукой.
– Брун – а полное имя Брундон? – Эльза повесила шубу на спинку стула и уселась за стол в приемной на место Кости. Сегодня она оделась скромно и непритязательно – синие широкие джинсы, ботинки на грубой подошве и черная водолазка, – но смотрелась все равно куда лучше своего предшественника. – Брунислав? Брунгильда?
– Просто Брун. Второе имя Ррун. Брун Ррун Торн.
Эльза недоуменно на него смотрела несколько мгновений, а потом вдруг расхохоталась. Она смеялась так искренне и заразительно, что Брун против воли тоже улыбнулся.
– Ты серьезно? Это твое имя? – переспросила она, вытирая подступившие слезы. – Брун Ррун Торн? Родители решили назвать тебя в честь звука, с которым заводится железный монстр, на котором ты ездишь? Согласись, смешное имя. Ты и сам улыбаешься.
– Ты очень красивая, когда смеешься, – заметил он, все еще улыбаясь.
Теплые карие глаза, глядящие на него, вмиг посерьезнели, и Брун вдруг смутился, быстро прошел в кабинет и уже оттуда попросил: