– Что-нибудь пропало?
– Только лишь мое спокойствие, – сокрушенно покачала головой Айседора.
Эльза аккуратно открыла дверь бедром, протиснулась в кабинет, держа чашку, исходящую паром.
– Вы обращались в полицию?
– Да, я написала заявление, но, поскольку ничего не пропало и следов взлома нет, его у меня даже не взяли.
– Но вы уверены, что кто-то был в вашем доме, – утвердительно сказал Брун.
– Вампир, – скривилась Айседора.
Чашка в руках Эльзы звякнула о блюдце.
– В коллекции есть довольно редкий предмет – камень фей, который меняет цвет при приближении упырей, – пояснила старушка. – Когда я вернулась с прогулки и, как обычно, прошла в хранилище, чтобы проверить уровень температуры и влажности, камень еще мерцал. Если бы я вернулась на полчаса позже, то ничего бы не заметила.
– Окна и двери были заперты?
– Да. И прислуга клянется, что никто не заходил.
– Если это был старый вампир, то он мог внушить им это, – сказала Эльза. Она поставила чашку на стол, улыбнулась старушке как ни в чем не бывало.
– Именно! – согласилась та. – Они только делают вид, что подчиняются законам. А сами плюют на них с этой своей башни, тень от которой рассекает весь город! Толерантность сыграла с нами, людьми, плохую шутку. Все после того случая в двадцать втором, когда кровосос обратил дочку министра. Все поправки к законам, принятые для уравнения особых в правах, – от лукавого. Вампиры, ведьмы, лепреконы и прочая нечисть паразитируют на человечестве! Надо было уничтожить особых вместо всех этих глупых поправок. – Она осеклась, поймав мрачный взгляд Бруна. – Хотя против оборотней я ничего не имею. Вы могли бы жить в заповедниках.
– Хорошо, я мог бы взяться за ваше дело, – согласился Брун, мысленно приписывая нолик к счету, который он выставит, – но пока не совсем понимаю, чего вы хотите. Состава преступления как такового нет.
– Дело в том, что все репортеры, коллекционеры и прочая шелупонь интересовались, есть ли у меня другие предметы «вампирской» тематики, помимо кольца Бальтазара, – ответила старушка, она отпила из чашки, оставив на белом краешке тонкий розовый след.
– Кольцо Бальтазара? И оно связано с вампирами?
– По-видимому. Но мне об этом неизвестно. Я хочу, чтобы вы узнали, что им всем нужно. И не продешевила ли я с кольцом. – Она хохотнула, выпила еще глоток чая.
– У вас остались фотографии кольца?
– Да, я ведь размещала его фото на сайте аукциона.
– Я могу осмотреть хранилище?
Айседора задумалась, окинула Бруна внимательным взглядом, явно что-то прикидывая.
– Боюсь, вы в него не поместитесь, – сказала она наконец. – Возьмите свою девочку-секретаршу.
– Я без нее никуда, – вздохнул Брун.
Договорившись с Айседорой о времени визита и выпроводив ее из офиса, Брун мрачно посмотрел на Эльзу.
– Шопинг? – Она выпрыгнула из-за стола, мгновенно накинула шубку.
– Мне надо еще кое с кем встретиться, – сказал он.
– А потом…
– Да… Я же обещал.
– Ладно, – милостиво согласилась Эльза. – Поехали на встречу.
Метель унялась, но небо повисло над городом тяжелым смятым одеялом: того и гляди полезет снежный пух. В грязной каше на дороге пролегли две глубокие колеи для колес, машина скользила по ним, как по лыжне. Через несколько кварталов Брун свернул на пустую стоянку, припарковался.
Эльза вышла из машины, запрокинула голову вверх, рассматривая вывеску. Гамбургер размером с летающую тарелку опасно накренился над парковкой. Нарисованный кетчуп облупился и потемнел до бордового, словно запекшаяся кровь.
Открыв тугую стеклянную дверь, Брун пропустил Эльзу вперед.
– Кафе? – удивилась она. – Мы ведь час назад завтракали!
Брун лишь хмыкнул. Он уселся на потрепанный кожаный диванчик, подгреб к себе меню. Эльза повесила шубу на рогатую вешалку и опустилась на стул напротив, с любопытством изучая заведение. Плетеные перегородки, разделяющие кафе на секторы, были обвиты живыми цветами, картины в виде фальшивых окон зрительно раздвигали пространство. В первом окне была улица, блестящая от недавнего дождя, в лужах отражалась радуга и плясали солнечные зайчики. Вторая картина изображала лавандовые поля – ровные сиреневые ряды, тянущиеся к закатному солнцу. Из третьего открывался вид на пустынное побережье с полосатым маяком, такой реалистичный, что оттуда будто бы тянуло солоноватой свежестью моря.