А днём мне позвонила Мэри:
- Ну, что ты там затихла, приходи, поболтаем.
Мэри все эти дни была занята переводом какого-то жутко нудного американского романа, да ещё давала уроки английского кому-то. Я натянула сарафан, сунула ноги в шлёпанцы, и пошлёпала к подруге.
Мэри встретила меня на пороге – длинная, бледная, тонкая, с волосами цвета лески, любительница призраков, сама словно призрак. Глядя на меня бесцветным взглядом, она вдруг произнесла:
- Охота на человека — опасная охота. Человек — самая опасная добыча изо всех, какие могут быть у комара. Да, человек не покрыт шерстью, имеет тонкую кожу и всё такое. Но...
- Это что, инсектотриллер? – спросила я. – Ты это переводишь? Это пишет маньяк, который охотится на людей? И для него люди что насекомые? Ему человека как комара прихлопнуть?
- Комар пишет, – мрачно констатировала Маринка. И растянула губы в странной извилистой улыбке. Её слишком длинные, похожие на белые верёвки руки и ноги вяло шевельнулись, она повернулась и двинулась вглубь квартиры. Я пошла следом. Густой, как гель для ванны, воздух, растворённый в табачном дыму, плотно обхватил меня со всех сторон. Навстречу вылезла сонная белая псинка Призи – помесь каких-то бойцовых пород. Она сладко потянулась и зевнула во всю свою зубастую крокодилью пасть.
- А они, между прочим, не только кровь пьют. Сама видела, как комары теплый компот пили. Желтые становились, - сказала я.
– Это были самцы, - изрекла Мэри, прошла на кухню и достала из холодильника банку пива, запотевшую и похожую на самодельную гранату. Разлила по бокалам, похожим на изыск снежной королевы. Она любит пить пиво из хрусталя.
- Я ещё взялась переводить стихи, - она залпом выдула пиво. – Графоманов. С русского на английский. Как тебе нравится такое: «Горячее сердце и другие конечности».
- Ужас! Ты так и перевела?
- Нет, конечно. Я перевела «passion of the heart and trepidation of the hands» - «страсть сердца и трепет рук».
- Классно! – я отхлебнула из бокала.
- Не позориться же с этой графоманией. Переводить, так качественно. А ещё такое: «ты моя птичка с красной грудкой в цветах горностая». Где у горностая цветы? Автор решил, что горностай – это горный луг, что ли?
- И такое издают?
- За счёт автора издают всё, любую бредятину, - Мэри взяла длинную тонкую сигарету, затянулась. – Мне ещё и не такое попадалось. Или вот: «Весь мир есть театр анатомический абсурда, а у меня немытая посуда протухла в мойке, и череп в холодильнике простыл», ну вот что это такое, дурацкая пародия на Гамлета, или что? При чём тут череп в холодильнике, автор каннибал?
- Каннибалы тоже пишут стихи, - пошутила я.
- Или вот такое стихо, с позволения сказать: «Путин, путь, путы, путаны, путанки, танки». Это что такое, вообще, как это переводить?
- Хрень какая-то, - согласилась я. - Ну и как ты это перевела, только скажи по-русски?
Мэри стряхнула пепел в изящную хрустальную пепельницу.
- Ну, на русском это у меня так звучит: «У каждого свой путь, у президента – политический, у путан – эротический, они прыгнули в танки и развлекаются с солдатами». Только на английском я, естественно, зарифмовала.
- Да уж, глубокая философия, - хмыкнула я.
Зазвонил телефон. Мэри взяла трубку:
- Алло? Да-да. А, Танюша, привет-привет. Что, как? Ну и? Да? Ну, молодчина. Когда? Куда? А-а… Да-да. Замечательно! Ну-ну… Ну, конечно! У меня всё как всегда, без перемен. А-а? Да-а? Когда вылетаешь? Ну, не знаю. Я бы взяла с радостью, но у меня Призи, сама понимаешь. Она никого не потерпит, никакого другого животного. Ну-у, не знаю прямо. Не знаю, что и посоветовать. Вот тут рядом подруга сидит, у неё раньше была собака. – Закрывает рукой трубку и кивает мне: - Возьмёшь на передержку собаку на пару дней, моя ученица летит выступать, петь на корпоративе, она заплатит хорошо, ну?
- Возьму, почему же, на пару дней-то. Если заплатит хорошо, возьму, - не думая, согласилась я. Может, тысячи две кинет, а то и больше.
- Да, Танюша, я договорилась, подруга берёт.
Маринка ещё поболтала с ученицей, положила трубку, и тут возникла новая тема для беседы. Долгий рассказ про певицу-ученицу, про новую методику обучения, изобретённую Маринкой, про то, как певица усваивала английскую грамматику, про то, как эта самая Танюша пыталась рассказывать про своего пса Рика на английском языке и какие возникали смешные конфузы, и так далее.
Ночь была душная и густая, словно пыльный, пропитанный кучей разных запахов, театральный занавес. Вспоминалось детство, лето на даче, лёгкий, звонкий, ароматный вечер в деревне. Как было хорошо, и как мне этого не хватает! Но дачу свою наследственную я забросила - очень далеко, долго добираться, да и домик там отсырел и обветшал, забор упал, огород зарос сорняком. Продать через интернет никак не получается, давно пытаюсь, но купить хотят лишь за символическую цену. Ну, конечно же. Богатым такая даль не нужна, а у бедных нет денег. Я вяло пересекла двор, и вошла в подъезд. Он ирреально плыл в люмининсцентном свете старой лампы (я подумала, что эти лампы уже лет пятнадцать как не выпускают, это уже раритет), точь-в-точь как в моём сне. В этом сне я бежала вверх по лестнице в одних стрингах, вся моя одежда куда-то канула, а мой этаж исчез – были лишь предыдущий и последующий. Я металась туда-сюда, потом вдруг оказалась возле лифта. Там стояли люди, мертвенно-бледные в люмининсцентном свете, и вдруг на миг возникло зеркало, в котором я отразилась в джинсах и майке. Да ведь я одета, ура! Тут все мы оказались на лужайке, народ разбрёлся в даль к столикам с закусками, а я сидела в удобном кресле. Ко мне подошёл мужчина моих лет, высокий стройный кудрявый блондин, и протянул помаду. Я мазнула губы, они стали красивого бархатисто-вишнёвого цвета, вкус горького миндаля, легкий холодок, губы слегка онемели, как от анестезии у стоматолога. Мужчина спросил: «Что вы чувствуете?» Ответила: «Запах горького миндаля». Он отвернулся и ушёл, присоединился к народу, с кем-то заговорил, а я проснулась. Причудливый сон. Вот ведь! А сейчас, здесь, наяву, точно такое освещение. Вот и лифт. Кабинка с зеркалом. Дверь. Квартира. Зажгла свет. Всё как обычно. Тонкие шторы, сбитые сквозняком, висят словно крылья уставшей ночной бабочки. Моя душа – ночная бабочка, она устала, давно, сначала от всего ужасного полетела кувырком, потом сделала мёртвую петлю, потом ударилась со всего маха и повисла, точно муха в паутине… Я почапала на кухню, хлебнула холодного чая, вернулась в комнату, включила комп, влезла ив инет. Пробежалась по сайтам, глянула в свои аккаунты… Душная летняя ночь. Под утро завалилась на постель. Но уснуть не успела. Только сознание слегка подёрнулось дрёмой, словно пруд ряской, как раздался трезвон в дверь. Вставать не хотелось. Но кто-то явно ломился в мою квартиру – звонили, стучали, кричали. Встала, поплелась к двери, открыла. На пороге стояла брюнетка лет так под тридцать с жёстким холодным лицом. Невысокая, жилистая, широкоплечая. В руках – поводок, который оканчивался собакой. Это был печальный пёс, метис овчарки, полупушистый, длиннолапый. Я подняла взгляд и встретилась с глазами девицы, они были цвета крепкого кофе. Так это и есть Танюша, поняла я.