Он просто знал, где-то на подсознательном уровне, что какая-то его часть всегда была с Изабель. Возможно, даже принадлежала Изабель. Независимо от того, помнит он, почему, или нет.
Клэри он тоже написал письмо, рассказал, как сильно бы ему хотелось вспомнить их дружбу, и попросил её о помощи. В отличие от Изабель, она ему ответила, рассказав историю их первой встречи. Это письмо было только первым среди многих, и в каждом из них были эпизоды из их совместных приключений. Чем больше Саймон читал об этом, тем больше начинал вспоминать, и иногда даже рассказывал ей в письмах те истории, которые смог вспомнить сам. Переписываться было легче, чем общаться лично. Не было риска, что она будет чего-то от него ожидать или, что он не оправдает её ожиданий и увидит боль в её глазах, когда она в очередной раз убедится, что её Саймона больше нет. С каждым письмом, воспоминания о Клэри начинали связываться воедино.
С Изабель всё было по-другому. Казалось, его воспоминания о ней словно погребены в какой-то чёрной дыре, опасной и хищной, грозящей поглотить его, если он подберётся слишком близко.
Саймон приехал в Академию отчасти из-за того, что хотел убежать от мучительных и сбивающих с толку «двойных» воспоминаний, от столкновения в своей голове двух разных жизней: одну из них он помнил, а второй жил по-настоящему. Это было похоже на старую дурацкую шутку, которую любил его отец. «Доктор, у меня болит рука, когда я вот так ей двигаю», мог сказать Саймон, подыгрывая ему. А его отец ответил бы с жутким немецким акцентом, с которым в его понимании должен звучать голос доктора: «В таком случае… не двигайте ей так».
Пока Саймон не думал о прошлом, оно не могло причинить ему боль. Но все чаще он ничего не мог с собой поделать.
В этой боли было слишком много наслаждения.
***
Все занятия этого учебного года были окончены, но преподавательский состав Академии всё ещё находил новые способы их помучить.
- Как думаете, что они придумали на этот раз? – спросила Джули Бьювейл, когда они уселись на неудобные деревянные скамейки в главном зале. В понедельник, с самого утра, всех студентов без исключения созвали на общешкольное собрание.
- Может, они наконец-то решили вышвырнуть отсюда всех отбросов, - сказал Джон Картрайт. - Лучше поздно, чем никогда.
Саймон чувствовал себя слишком усталым и обескофеиненым, чтобы придумать что-нибудь умное в ответ. Поэтому он просто сказал:
- Пошёл ты, Картрайт.
Джордж фыркнул.
В течение нескольких последних месяцев занятий, тренировок и охоты на демонов, студенты их группы успели сблизиться: особенно те немногие, кто был примерно одного с Саймоном возраста. Ну, Джордж – это Джордж, конечно; Беатриз Мендоса была удивительно милой для Сумеречного охотника; и даже Джули оказалась не такой высокомерной, какой пыталась казаться. С другой стороны, Джон Картрайт… В тот самый момент, как они познакомились, Саймон решил, что если бы внешность соответствовала характеру, то Джон Картрайт выглядел бы как лошадиная задница. К сожалению, в мире нет справедливости, и, вместо этого, он был похож на ходячего бойфренда куклы Барби, Кена. Иногда первые впечатления бывают обманчивы, а иногда они позволяют заглянуть человеку в душу и понять, что представляет из себя его внутренний мир. Сейчас Саймон был уверен как никогда, что внутренний мир Джона действительно смахивает на лошадиную задницу.
Джон покровительственно хлопнул Саймона по плечу.
- Я буду скучать летом по твоим остроумным репликам, Льюис.
- А я буду надеяться, что летом тебя сожрёт какой-нибудь демон-паук, Картрайт.
Джордж обнял их обоих, маниакально ухмыляясь и напевая:
- Можете ли вы почувствовать любовь сегодня вечером?
Пожалуй, Джордж чересчур проникся духом праздника.
Декан Пенхоллоу, которая стояла в передней части зала, громко кашлянула, бросая многозначительные взгляды в их сторону.
- Пожалуйста, не могли бы вы соблюдать тишину?
Болтовня в зале продолжилась, декан Пенхоллоу кашлянула ещё несколько раз, нервно призывая всех к порядку. Это могло продолжаться всё утро, если бы Делани Скарсбери, их тренер, не встал на стул и не прогремел на весь зал:
- Или сейчас здесь будет тишина, или все сделают по сто отжиманий.
Зал тут же притих.
- Я полагаю, вам всем интересно, чем же вы будете заняты теперь, когда экзамены позади? – сказала декан Пенхоллоу, её голос стал выше в конце предложения. У неё была привычка превращать почти любое своё высказывание в вопрос. - Я думаю, вы все узнаете оратора, приглашенного к нам на эту неделю?
Грозный внушительный мужчина в серой мантии уверенно прошёл к импровизированной сцене. Все ахнули от изумления.
Саймон тоже не смог сдержать судорожный вздох. Но не появление Инквизитора взорвало ему мозг, а девушка, которая следовала за ним, впиваясь в его мантию таким яростным взглядом, будто надеялась поджечь её силой мысли. Девушка с шелковистыми чёрными волосами и бездонными карими глазами: дочь Инквизитора. Известная друзьям, семье, и унизительно отвергнутым бывшим парням, как Изабель Лайтвуд.
Джордж толкнул его локтем.
- Ты видишь то же, что и я? – прошептал он. - Дать тебе носовой платок?
Саймон не мог не вспомнить последний раз, когда Иззи появилась в Академии, чтобы предупредить всех девчонок, что им следует держаться подальше от Саймона. Тогда он был в ужасе. А сейчас он не мог представить себе ничего лучше.
Но, судя по виду, сегодня Изабель не собиралась никому ничего говорить. Она просто села рядом с отцом, скрестив руки и нахмурившись.
- Она становится ещё красивее, когда злится, - прошептал Джон.
Только ценой невероятных усилий, Саймону удалось сдержаться и не ткнуть ему ручкой в глаз.
- Ваш первый год в Академии почти завершён, - сказал Роберт Лайтвуд собравшимся студентам. Это прозвучало скорее как угроза, а не как поздравление. – Моя дочь говорила мне, что у одного из примитивных героев есть такая поговорка: «С большой силой приходит и большая ответственность».
Саймон пришёл в изумление. Изабель Лайтвуд, далёкая от комиксов насколько возможно, могла знать эту реплику из «Человека-паука» только в одном случае. Она цитировала Саймона.
Это должно было что-то значить… верно?
Он попытался поймать ее взгляд.
Не получилось.
- Вы много узнали о силе в этом году, - продолжил Роберт Лайтвуд. – А на этой неделе я расскажу вам об ответственности. И о том, что бывает, если силу и власть не контролировать или наделить ими не того человека. Я собираюсь рассказать вам о Круге.
После этих слов наступило молчание. Преподаватели Академии, как и большинство Сумеречных охотников, избегали разговоров о Круге – группе не поддающихся контролю Сумеречных охотников, которую Валентин Моргенштерн возглавлял во время Восстания. Студенты знали о Валентине - о нём все знали - но они быстро усвоили, что не стоит задавать о нём слишком много вопросов. За последний год Саймон понял: Сумеречные охотники предпочитают верить, что их решения идеальны, а законы непогрешимы. Они не любили вспоминать о временах, когда их чуть не уничтожила группа их же собратьев.
По крайней мере, стало понятно, почему этим собранием руководит декан, а не их учитель истории, Катарина Лосс. Маги с трудом выносят большую часть Сумеречных охотников. А когда дело доходит до бывших участников Круга, можно не надеяться даже на такое отношение.
Роберт кашлянул.
- Я бы хотел, чтобы каждый из вас спросил себя, что бы вы делали, если бы являлись студентами этой Академии во времена Валентина Моргенштерна. Вступили бы в Круг? Выступили бы на стороне Валентина во время Восстания? Поднимите руку, если думаете, что, возможно, так бы и сделали.