Ее атака принесла результат, и рудиментарные защитные механизмы его мозга окончательно сдали. Для Гранта она теперь была транссексуалом-гомосексуалистом, который не ограничился только сменой пола. Нет, он дошел до того, что покрасился в черный с золотом и еще что-то сделал с глазами. Гранту определенно не терпелось избавиться от этого психа и вернуться к Фестивалю кинокомедии Сильвестра Сталлоне. Ну почему именно в мое дежурство?
Раджани решила еще немного его подтолкнуть:
– Я помню, как Джон рассказывал о том, как вы пошли на рыбалку, и за вами погнались собаки. Он говорил, что ужасно злился на вас за то, что в итоге все укусы достались ему одному. Но потом, когда тот парень с фермы выходил его и открыл в нем новые желания, Джон стал считать этот случай большой удачей.
Чувство вины хлынуло из Гранта, как нефть из пробитого трубопровода. В ответ на это Раджани послала ему свой вариант:
Не хотелось бы, самому менять ей, карточку. Как только она пройдет, так обязательно во что-нибудь влипнет, а виноват окажусь я. Может, она еще захочет вернуться в тот же день?
Эта идея ему явно понравилась, и Раджани продолжала разжигать ее в нем. Грант лучезарно улыбнулся ей из-за перегородки.
– Знаете что, поскольку вы подруга Джона, я дам вам временный пропуск. Когда войдете, получите карточку в центре. Таким образом, вы можете сохранить свою старую карточку на случай, если захотите уехать.
Он подмигнул ей, чтобы она поняла, какую честь ей оказали.
– О, Боб, да вы просто классный парень! – Она спрятала свой кусочек жести, поскольку поднос для карточек уже уехал в стену. Грант быстро нацарапал что-то на листке бумаги, подписался и на подносе переправил листочек Раджани. Она схватила пропуск, едва не расхохотавшись при виде нечитаемой росписи, и подмигнула Гранту:
– Может быть, я зайду к тебе как-нибудь, когда устроюсь на новом месте?
– Обязательно. Выпивка за мной! – улыбнулся он, хотя испытывал в тот момент только панический страх и смятение.
Раджани подбавила ему паники и усилила его замешательство до такой степени, что прошло аж четыре дня, прежде чем он вспомнил, что, получив пропуск, она почему-то направилась обратно в лагерь.
Служащий иммиграционной службы у восточных ворот принял у нее временный пропуск и за считанные секунды выдал ей постоянную карточку. "Лесли Грант" с двумя приемными детьми на законных основаниях вошла во Флагстафф.
Как только они прошли через ворота, командование на себя взяла Дороти. Мики позволил Раджани взять себя за руку, и они вместе плелись следом за девочкой.
Раджани почувствовала разочарование Дороти, когда они добрались до места назначения:
– Черт, опять тут все переделали. Это был наш контиминимум, но я его не узнаю.
– Ты, наверное, хотела сказать кон-до-мк-ниум'! – Раджани посмотрела на здание, возле которого они остановились. Стены, как обычно, были выкрашены в цвет хаки. Издали было похоже, что они обиты листовым железом. В каждой квартире было одно окно, смотрящее на улицу. С торца здания не было ни окон, ни дверей, а во двор выходили балкончики, соединенные лестницей, которая и вела внутрь.
На доме не было обычного номера, но под каждым окном было крупно выведено восьмизначное число.
– Какой у вас адрес, Дороти?
– Мы живем в № 49337629. – Она указала на третий этаж. Всего же их было четыре. – Да, раньше это было здесь, но теперь тут все по-другому. И я хотела сказать контиминимум. Что, у вас там в Фениксе все такие неграмотные?
Мики вытянул вперед руку:
– К'ан!
Дороти посмотрела туда, куда показал брат, и улыбнулась.
– Да, кран. Пойдем.
Взяв Мики за руку, она зашагала вниз по улице. Они прошли несколько похожих домов, которые отличались один от другого по виду и высоте, но все состояли из одинаковых квартир-кубиков.
Похоже на норы, – подумала девушка. Она увидела, как кран поднял очередной блок и водрузил его на вершину здания.
Хранить вещи в контейнерах люди научились еще до того, как меня погрузили в стасис. Только теперь они еще придумали прорезать в них окна и жить.
Блок встал точно на место, и двое рабочих принялись соединять его с кубиками предыдущего ряда.
– Вон наша квартирка, в самом низу.
Дороти пошла через дорогу, направляясь к строящемуся зданию.
Раджани схватила ее за руку:
– Погоди. Они же еще работают, разве это не опасно?
Дороти непонимающе нахмурилась.
– Чего же тут опасного? Немного проедешься, потом – бум! – и живешь себе дальше, как обычно.
– То есть, когда эти блоки перевозят, люди так и сидят внутри?
Дороти вытаращила на нее глаза.
– Неужели ваш контиминимум ни разу не переезжал?
Раджани покачала головой:
– Нет, никогда. А зачем они его переставляют?
– Ну, наверно, мормоны переселяют сюда своих людей, чтобы разбавить этот район.
Она освободила руку и двинулась к дому. Крановщик что-то закричал ей, но она только отмахнулась и пошла к блоку номер № 49337629. Мики крепко держал Раджани за руку и тянул ее через дорогу.
Когда они вошли в квартиру, первое, что поразило Раджани, это страшная вонь, смесь запаха пота и кислого пива. Она сначала подумала, что здесь кто-то умер, но потом уловила некоторую мозговую активность в районе кресла.
Мики вырвался от нее, бросился вперед и обхватил ноги худого, бледного человека, сидевшего перед черно-белым телевизором, свет которого придавал его лицу мертвенно-серый оттенок. Человек держал в одной руке банку с пивом, а в другой пульт и не мигая смотрел, как скачут картинки. Казалось, он даже не заметил своего сына.
Раджани обернулась на луч света; Дороти открыла холодильник.
– А, опять пивная диета.
В ее голосе смешались боль, гнев и страх за брата и отца.
Раджани проглотила комок в горле.
– Это и есть ваш отец? – В голосе ее слышалось презрение. Мики резко поднял голову. – Это и есть человек, ради которого ты так стремилась домой?
Дороти закрыла холодильник, и в комнате опять стало темно.
– Да, это мой отец, это наша семья. – Она не объясняла, но Раджани и так поняла, что лучше цепляться за плохого человека, чем остаться совсем одной.
Человек в кресле шевельнулся:
– Дот? Подкинешь папе пивка?
Рука его разжалась и банка упала на пол с бульканьем, по которому Раджани определила, что он не допил.
– Конечно, па. – Холодильник открылся, и Дороти достала запотевшую банку:
– Лови!
Мики пригнулся. Дороти швырнула банку на кресло. Человек даже не пошевелился, чтобы поймать ее.
Раджани рванулась вперед и поймала банку, когда она уже падала ему на живот.
Банка была такой ледяной, что у нее по спине побежали мурашки. Раджани посмотрела на Дороти:
– Пойди умой брата. И уложи его спать. – Она сунула банку в руку мужчине. – Ступай, а мы с твоим папой немного поговорим.
– Дот, дай папе пивка, – пробормотал мужчина.
Дороти набрала в грудь побольше воздуха, собираясь заспорить, но Раджани жестом остановила ее. Дороти посмотрела ей в глаза и поняла, что на этот раз в поединке своеволий ей придется уступить. Мики посмотрел на Раджани, потом – на Дороти и, отпустив драгоценное колено, пошел за сестрой.
Раджани встала между мужчиной и телевизором.
Мужчина потыкал пальцем в кнопки на пульте, но ничего не изменилось. Он моргнул, потом еще раз и еще два раза. На лице его появилась невыразительная гримаса. Он провел языком по губам.
– Ко-о-о-о…
– Кто я? – Раджани обрушила на его мозг острый топор ужаса и проникла в его воспоминания, которые всплыли в нем в ответ на этот удар. Она уловила его страх за детей, отчаяние, вызванное смертью любовницы, боль, поселившуюся в нем после гибели жены, но все это было не то. То, что ей было нужно, лежало глубже.
Она проникала все дальше и дальше, пока не коснулась воспоминаний о том времени, когда он был немногим старше Мики.
– Ты прав, я страшный Чучул! – прорычала она, используя имя домового, которым его в детстве пугала мать. – Я хочу посмотреть на человека, который продает своих детей, прежде чем разорвать его на кусочки. – Она схватила банку и вонзила в нее свои золотистые ногти. Пиво брызнуло мужчине прямо в лицо, и Раджани швырнула пустую жестянку в кучу мусора возле кресла. – Жаден, слаб, а главный грех – глуп!