Выбрались обратно на столичные улицы совсем иными людьми. С моего лица исчезли специально отпущенная перед терактом бороденка и бакенбарды а-ля человек-росомаха, виски посеребрила пошлая сорокалетняя седина. Саша подкорректировала химическим карандашом глаза и собрала порыжевшие на несколько тонов волосы в короткий, кокетливо выглядывающий из-под косынки хвостик.
Мягкая полувоенная фуражка цвета хаки сделала из меня настоящего совбура, френч с высоким стоячим воротом кое-как скрыл кровоподтек. В руках появился пухлый портфель и старый, но приличный фибровый чемодан с дорожными мелочами и бельем. Александра сменила модный импортный плащ на модную комсомольскую юнгдштурмовку, городские туфли - на высокие ботинки со шнуровкой. Все в соответствии с легендой - партийный начальник средней руки и "перспективная" секретарша решили провести на море веселую недельку.
Так не страшно показаться на Брянском вокзале; по словесному портрету - нипочем не найдут. А фотографий ни я, ни моя спутница за собой не оставили.
Спустя час мы продирались сквозь толпу, орущую, гнусавящую, предлагающую, клянчащую. Где-то над головой похрюкивал траурной музыкой репродуктор - большевики как умеют успокаивают население. Толкаться в очереди на обычный "мягкий" или "жесткий" я не собирался - для ответственных товарищей с деньгами в Советской Республике существует СВПС. Отправление поздно вечером; по "плану А" мы специально подгадывали день расправы к удобному поезду.
Опробованный в Одессе алгоритм покупки не дал сбоя и в Москве. Но едва я вытащил из окошечка кассы бумажки билетов, плацкарты и картонки перронных пропусков,**** как рука Сашы резко вырвалась из моей.
- Осторожнее!
Здоровенный рыжебородый детина в пожарной брезентухе с медными пуговицами носорожил сквозь толпу, бледным рогом реял в воздухе вздетый вверх кулак; он просто не заметил девушку на своем пути.
- Смотри куда прешь! - огрызнулся я в спину, отпуская браунинг обратно вглубь кармана.
Между тем вахлак внезапно остановился, обвел моргающими фунтовыми гирьками зал поверх голов, и направив в сторону жестянки репродуктора заскорузлый палец, завопил, легко перекрывая гомон сотен людей:
- Това-арищи! Сюда все слушайте! Заглавного убивца нашли! То Блюмкин-жидовин!
- Убийцам Сталина не будет пощады! - мгновенно, будто после репетиции, выдал отзыв кто-то сзади.
- Рас-с-стрелять сволочь! - неожиданным фальцетном вторил прикрытый вислой горьковской шляпой интеллигент из бывших, вернее всего - потрепанный фабзавучем гимназический учитель пения.
- Попався, голубчику, - довольно проворковала увешанная фальшивыми бриллиантами бальзаковская дама в довоенном желтом палантине. - Чека тоб╕ голову-то враз в╕дкрутить!
- Сгубил ворог нашего Сталина, - запоздало всхлипнул косматый как домовой крестьянин. - А мы-то как таперича? Хто ежели не он?!
- Мало, надо на кол посадить! - вмешался звонкий, уверенный голос Саши. Она пихнула меня в бок. - Правда, Алешенька?
Судорожно сжался анус, но я послушно отрапортовал невразумительное:
- Всенепременно! Вор должен сидеть в тюрьме!
Выдержанная в классическом старорусском стиле инициатива моей спутницы не прошла незамеченной. Крики впадающей в раж публики приобрели глубину и рельеф:
- Колесовать при всем честном народе! Да чтоб дергался ирод подольше!
- Иуда! Вздернуть эсеровскую гадину! На осине!
- Опять продали Рассеюшку!
- В мартен выродка! Вместо шихты!
- Всех жидовинов свиньям скормить!
- Крыскам! Крыскам! По кусочечку! - охотно подхватил антисемитскую тему сутулый сморчок, с бегающими глазками и нездоровым желтым лицом.
- Сколько раз увидишь, столько раз и убей!
В последнем вопле я с немалым удивлении узнал собственный голос! Интересно подсознание преломило персональную "неприязнь" к Блюмкину и Троцкому.
- Господи, прости им, ибо не ведают, что творят, - прошептала Саша, снимая остатки наваждения.
Я смотрел на перекошенные искренней злобой морды вокруг - зомбоапокалипсис наяву! Малейшая тень подозрения и нас тут же разорвут живьем, на мелкие фракции! За что?!
Понятна газетная истерика. Легко объяснима фрустрация чекистов и комсомольцев. Совершенно естественно смотрятся партсобрания и митинги. Но откуда такое невероятное сочувствие к убитым большевикам у обычных советских граждан?! Где бытовое злорадство "захребетник наскреб на хребет"? Куда запряталось типичное ленивое недоумение: "начальников на наш век хватит", "чай не брат-сват, не жалко", "помер и черт с ним", "место в Кремле пусто не бывает"? И кстати, почему нет надежд на перемены к лучшему?
Ведь сейчас не пятьдесят третий, а всего лишь тридцатый! Едва год миновал, как рывок сверхиндустриализации затмил сытый и спокойный НЭП. И уже снова в ходу позорные хлебные карточки, к горлу подступает голод, за любой едой тянутся хвосты. Цены взлетели до небес, еще попробуй найти того, кто возьмет бумажные червонцы. Биллонная мелочь против них стоит впятеро, честные серебрянные полтинники и рубли - вдесятеро,***** про золото говорят только своим и шепотом. Деревня глухо и безнадежно бунтует. Как можно не сопоставить политику "невинно убиенного" генсека, и уровень собственной жизни?
Так я думал еще с утра. Мозолистая рука реальности сдернула флер заблуждений, обнажив неприятную истину. Передо мной тот самый краткий момент истории, когда беспощадный диктатор благодаря послушным газетам и радио****** кажется согражданам милее и дороже всей остальной политической говорильни. Но при этом - важный момент - он еще не успел в полной мере раскрыть свои "великие" таланты экономиста, палача и главнокомандующего.
Как это вышло? Догадаться не сложно. Пост генсека чрезвычайно удобен - его обладатель в формальной государственной иерархии конкретно ни за что не отвечает. Всегда на стороне недовольного начальством большинства, товарищ Сталин с удовольствием прислушивался к чужому мнению. С заманчивой деревенской простотой позировал фотографу в толпе участников съезда, последовательно выступал за внутрипартийную открытость и даже, местами, демократию. Отвечал на письма, защищал трудящихся от рвачей, непачей, спекулянтов, всех напастей сложного мира. Частенько и по делу критиковал нерадивых бояр-функционеров. Но спокойно, без жестокостей и перегибов - даже с главным идеологическим противником, леваком Троцким, несколько лет великодушничал. Ни дать, ни взять - добрый царь. Как можно не видеть в таком генсеке единственную и неповторимую надежду и опору, спасителя отечества?
Все правда. Только невдомек рабочим и крестьянам, что не вождь так хорош и умен, а напротив - управляемое "секретарями" кадровое антисито методично и аккуратно вытрясло из аппарата все, что имеет хоть какой-то ум, совесть, смелость и достоинство. Физически не осталось тех, кто способен указать ослепленному властью капитану на буруны по курсу.
Петля удушья, совсем как вчера, сперла дыхание. В панике я метнулся прочь с вокзала. Каждый шаг мимо множества глаз. Сегодня у них нет единой цели. Завтра каждая пара займется выискиванием примет убийц - наши рисованные портреты "украсят" столбы, газеты, плакаты. Недостаток сходства компенсирует энтузиазм добровольных помощников, в них не будет недостатка. Кроме системы, той что с большой буквы, против нас расстараются пионеры, старики, домохозяйки, дорожные рабочие, крестьяне и машинисты паровозов, бывшие царские чиновники и недобитые непачи - нас будет искать "каждый утюг".