«На, — сказал Эрик и протянул носовой платок. — Вытрись. У тебя дьявольский вид».
После этого он поднял пятьдесят эре, дал деньги Ёрану и заказал половину сдобного батона, а потом разделил батон с Каланчой. Он знал, что вызов никогда более не повторится. И еще — что не ушёл бы отсюда целым и невредимым в случае продолжения драки. Но всё прошло по его сценарию, и раскол больше не грозил шайке. Синяку Каланчи отводилась здесь ведущая роль.
В тот же вечер он наслаждался в темноте кинозала потрясающим сюжетом. Роберт Митчум на Супер Сейбре[1] сбивал одного за другим жёлтых дьяволов в их МИГ-15. После каждого поверженного азиата герой рисовал красную звезду на носу своего истребителя. С одним желтяком ему пришлось особенно тяжко. У того на фюзеляже тоже хватало звёзд, только синего цвета. Впрочем, Роберт Митчум в конце концов победил и его. В трудном, но честном бою.
Эрика ещё трясло от возбуждения, когда он выходил из синематографа. Хотя в подобных фильмах всегда известно: твоя сторона обязательно выигрывает. Но по жизни-то ещё сегодня он стоял у последней черты. Стоило проявить хоть малейшую нерешительность или промахнуться с первым аппером.
Серое мрачное здание Школы в стиле модерн возвышалось, как замок в Вазааане. На парадной лестнице у главного входа разместился мифологический Икар — творение народного скульптора, одного из двух наиболее популярных выпускников данного учебного заведения. Лестница была облицована тёмно-серым мрамором.
Стоило кому-то впервые попасть за тяжёлую дубовую дверь и пройти по тёмным коридорам с высокими арками, как становилось ясно: в жизни начинается новая эпоха. Для каждого, кто пересекал эту черту, школа переставала быть игрой. Обычная народная школа, и все ходившие в неё будущие неудачники взрослой жизни обретались теперь где-то далеко, в другом мире.
Об этом говорил и директор в своей приветственной речи. Потом мальчикам (их всегда называли мальчиками) предстояло посвятить первый день настройке на здешнюю дисциплину.
В классе, например, функционировал староста, этакий командир взвода. В его обязанности входило выписывать мелом на доске имена тех, кто вёл себя неподобающим образом: ругался до прихода преподавателя, хлопал крышкой парты, громко разговаривал…
Когда учитель входил, староста, держась впереди у кафедры, давал команду: «Встать!» Мальчики поднимались, делали шаг вправо от парт и вытягивались по стойке «смирно». Староста докладывал:
«Класс 25 А, отсутствуют Арнруд, Карлстрём, Свенсен и Ёрнберг».
«Добрый день, мальчики! Садитесь!» — кричал учитель.
И сразу с пометок старосты писал замечания в классном журнале. Три таких записи за семестр, и баллы по поведению снижались на один пункт.
Тому, чьё имя потом выкликал учитель, следовало немедля принять стойку «смирно» и в случае, если он не мог ответить на заданный вопрос, сообщить это громко и чётко (именно громко и чётко, иначе приходилось отвечать снова). Считалось, что такой порядок несет положительный педагогический эффект, воспитывая у мальчиков привычку готовить уроки.
Правила выдвижения старосты выглядели не совсем ясными. В принципе это отдавалось на усмотрение классного руководителя. Но ведь в начале учебного года тот, по сути-то, еще никого не знал. Поэтому, что называется навскидку, определялся хорошо одетый мальчик из достаточно приличного дома (одежда и фамилия считались важными критериями) и, конечно, крепкий на вид. Впрочем, в ближайшем будущем ничто не мешало просто поменять назначенца.
На физкультуре критерии носили менее случайный характер. У кэпа, например, имелись свои отработанные процедуры.
Кэп был капитаном запаса и встретил мальчиков, держа рапиру, которой он несколько раз, прежде чем отложить в сторону, вроде бы задумчиво, но со свистом разрезал воздух. При назначении старосты ему на помощь пришёл ассистент — лейтенант Йоханссон.
После того как староста доложил о классе, кэп приказал мальчикам бегать трусцой кругами по спортивному залу. Он задавал ритм короткими акцентированными звуками.
«Лё-лё лё-лё-лё, лё-лё лё-лё-лё», — эхом отдавалось под высокой крышей.
Они бежали, не понимая, что происходит и что является целью кэпа. Спустя немного с бегом было покончено, и мальчиков построили в две шеренги перед канатами, свисавшими у стены. Канаты убегали под самый потолок — на семь полных метров.
«Сейчас на канаты и вверх, мальчики! — проорал кэп. — Так высоко, как сможете».