Айзек убрал из — под обескровленного поросенка сосуд с еще теплой кровью, тут же отправившийся посредством бокса подачи в утиль, и извлек из своих закромов какой — то необычный предмет. Громоздкая рукоять оканчивалась соплом, похожим на дуло кордской турели.
— Анборны не знали войн. Они встречали посланников небес дарами и хвалебными гимнами. Но, как оказалось, не боги пришли в их тихий мир — демоны. Как ты думаешь, дружок, от чего больше всего пострадали аборигены Топаза? — Сивар, стиснув зубы, держался за голову, а Айзек продолжал, — что говоришь? От когнитивного диссонанса, который начал мучить их, когда боги оказались злыми? Ведь боги не могут быть злодеями, правда? Нет, мой милый, они больше всего настрадались от огнеметов…
Из миниатюрного сопла вырвалось пламя. Райберг принялся опаливать тушку мертвого зверька. Образы в голове Киллиана сменились. Вместе с новыми видениями пришла и боль. Что есть мочи сжавший череп руками, юноша видел, как из чрева десантного бота навстречу посланникам чудных дикарей вырвалась струя огня. Мемор повалился на пол… Люди в старых моделях экзоброни посыпали из корабля, поливая бросившихся в рассыпную аборигенов ливнем огня. Портативные огнеметы не щадили никого.
Айзек покончил с опаливанием и принялся шкрябать по телу поросенка тупой стороной тесака, который уже сменил в его руке нож.
— Люди вырезали из чрева Топаза, прямо из его утробы, еще не родившееся дитя цивилизации анборнов. Через каких — то пару тысяч лет они бы уже вырвались из объятий матери планеты и устремиться к звездам, прямо как мы, но увы, этого им было не суждено сделать.
Киллиан корчился на полу, не в силах терпеть боль разрывавшую его голову. Видения начали мелькать. Он видел огонь… Море огня… И людей, сеявших его кровавые бутоны в поселениях дикарей. Тысячи тысяч серокожих существ превратились в обугленные статуи прямо у него на глазах. Айзек закончил чистить тушу и сделал в грудине длинный аккуратный разрез.
— Нравится? Я знал, что ты оценишь. Не пугайся, ты не спятил. Пока… Твой модифицированный модуль памяти немного поврежден и данные, релевантные информационным запросам мозга, могут подниматься во внешний слой памяти из внутреннего. То, что ты видишь — это не галлюцинации. Все это было. Все это сделали мы.
Райберг продолжил разрез и начал извлекать внутренности.
— Пошли дальше? Эти дикари ничего плохого не сделали, как и этот зверек. Они просто звенья в пищевой цепи цивилизаций. Нам нужна была эта планета, и мы ее забрали.
Корчащийся на полу Киллиан увидел махину ковчега, приземлившуюся на то самое поле, где еще недавно нерожденные дети Топаза встречали жестоких богов. Тысячи поселенцев повалили из пузатого корабля — города, тело которого послужит сырьем для производства всего нужного для колонии. Не забывали поселенцы и про дикарей. Они вырезали из памяти планеты все следы о существовании ее бывших хозяев, огненными клещами вырывая из своего собственного сознания раковую опухоль совести.
Эпос покончил с разделыванием поросенка, обмыл тушку, которая, казалось, и не жила совсем, не визжала каких — то полчаса назад в чреве бокса — подачи, а уже была синтезирована, вот в таком, разделанном, виде и принялся натирать ее смесью пряностей и соли. Райберг поместил поросенка на противень и засунул в углубление в стене, закрытое дверцей, от которого парило жаром. Модифицированная память Киллиана прекратила испытывать его на прочность, и мемор с трудом поднялся на ноги. Эксперт по экстренным ситуациям, облаченный в свой излюбленный костюм физиостимуляции, указал юноше на стул, отслоившийся от стенки рядом с местом, где Райберг разделывал тушу.
— Ну что, закончим на этом с вегетарианскими фразами? Ты плоть от плоти убийца. Как и все мы. Хотя, возможно, если бы мы вели себя аккуратнее, то и дом бы у нас до сих пор был. Но все это — хрень собачья. И думать не стоит. Прошлого не вернуть… Не стесняйся и не брезгуй. Такого ты, возможно, больше никогда не попробуешь.
Сивар молча утирал полоску крови, сочившуюся из носа. Приливная волна эмоций, захлестнувшая его сознание вместе с видениями, отступала, порождая опустошенность. Все принципы и убеждения, закладываемые в его сознание годами учебы в казенных домах, были попраны жестокой реальностью. «Реальность» улыбнулась Сивару парой прозрачно — голубых глаз и нанесла по его не таким уж стойким принципам еще один удар. Райберг, молчаливо наблюдавший за тем, как юноша приходит в себя, приоткрыл дверцу бокса, где готовилась тушка. Пока Киллиан отходил от видений, она уже начала запекаться. В нос Сивара ударил "невыносимый", просто непреодолимо манящий запах. Это была не дешевая безвкусная жижа, которой ему в основном доводилось питаться на Топазе. Это была настоящая еда.
Киллиан, погруженный в воспоминания об увиденном им в образах, не заметил, как поросенок успел приготовиться, и Эпос извлекать его запеченную тушу из углубления в стене, которое сам Райберг называл «духовкой». Кусок сочного, источавшего пряный аромат мяса упал на тарелку перед Киллианом, заставив его сглотнуть моментально выступившую слюну. У топазца просто не было шансов устоять. Золотистая корочка, покрытая почерневшим розмарином, не оставила ему шансов.
Айзек смотрел, как мемор, только что активировавший один из сегментов заложенной в него информации, жадно уплетал свинину и одобрительно кивал:
— Ешь, ешь. Сейчас к Харону на поклон пойдем, он таким не накормит.
Про себя же Эпос думал совсем другое:
"Принцип бит инстинктом. Все, как всегда."
Глава 1. Часть 7. Харон
Мрак комнаты разгоняло лишь слабое свечение лампады. Антикварный светильник, чадящий крохотным оранжевым огоньком, рисовал на сёдзи, разделявшем комнату надвое, странную картину. Две тени вот — вот должны были сойтись в одну, породив новый, куда более плотный сгусток тьмы. Театр теней на бумажной перегородке был неспешен и размерен, как и хозяин комнаты, как раз в этот момент готовившийся скинуть свое шелковое кимоно на пол. Черная ткань не могла скрыть тугие жгуты мышц на теле немолодого мужчины. Щетина вороных волос уже в нескольких местах была подернута пеленой седины, но даже этот факт не мог выдать настоящего возраста Харуки Оно. Выдать могли глаза. Опустошенные, почти всегда безжизненные, выцветшие до серого глаза глубокого старика заставляли адмирала Оно надевать затемненные очки всякий раз, когда он покидал чертоги своей обширной каюты. Но, даже эти повидавшие многое, немного раскосые, доставшиеся в наследство от великих предков глаза не могли скрыть страсть и вожделение, исторгавшиеся из нутра мужчины, при виде лежавшей перед ним на кровати девушки. Кимоно упало на деревянный пол, оставив мужчину в одной фундоси. Красная набедренная повязка скрывала часть испещренного вязью татуировок тела мужчины, но не нарушала целостность картины, изображенной на теле адмирала. Волны и чешуя смешались воедино, причудливым узором покрывая почти всю грудь и живот Харуки. И лишь один коготь, выглядывавший из — за плеча коварным соглядатаем, заставлял понять, что основная часть рисунка расположена на спине старого воина. Волны мерно перетекали в чешую, опоясывающую двух персонажей, расположенных на могучей спине адмирала.
Ёхишира — легендарный воин из глубины веков, пылая огненным взором, пытался совладать с обвившим его тело змеем. Ярость и гордость на лице воина не давали усомниться в его конечной победе, несмотря на то, что облаченный в красную чешую дракон норовил сомкнуть свою пасть на теле безоружного героя.