Ветер принес крики… Бесконечные, раздирающие сердце любого живого на куски детские крики, слившись с плачем, впились в разум Киллиана кровавой занозой. Въелись клыками и не желали отпускать… Тысячи брошенных младенцев надрывались над головой Сивара, все глубже забираясь ему под кожу. Мемор вновь рухнул на вороненую землю кратера. Клубы пыли заслонили его от бледого света солнца, но не скрыли от криков. Они то сливались в монотонный вал звука, то разбивались на осколки, долетая до распластавшегося на земле мемора одинокими возгласами.
Сивар не знал, да и не хотел знать, что или кто стал причиной плача сонма малышей, кто заставляет такое море боли вырываться на просторы этого странного мира. Киллиана стелился по покрытой пеплом земле, сжав голову руками, в надежде отгородится от детского плача, но он и не думал отступать. Крик словно бы зарождался в самой голове юноши, не отпуская ни на секунду. Ни на мгновение не давая пощады. Зубы Сивара натужно скрипели; голова ходила из стороны в сторону, пытаясь прогнать гнетущую мелодию; руки, стремящиеся сдержать беснующийся организм, начинали раздирать кожу… Тишина нежданным гостем обрушилась на мрачный склон. Плач стих, сменившись спокойным мужским голосом:
— Вставай. Я проведу тебя.
Киллиана не сразу поверил своему спасенью и еще несколько мгновений оставался неподвижен, пока голос не повторил свой призыв:
— Вставай.
Сивар смог совладать с руками, не желавшими отпускать голову, и открыл глаза, чтобы увидеть своего спасителя. Высокий мужчина, благородные черты лица которого выдавали его знатное происхождение, протянул юноше руку. Алые одежды незнакомца развевались на ветру, детализируя крепкую фигуру. Бордовый плащ довершал наряд нависшего над Сиваром спасителя.
— Вставай, — повторил мужчина, и Киллиан подчинился, взявшись за протянутую руку. Вместе с рукопожатием пришло и пробуждение. Мерный голос незнакома в алом сменился надоедливым брюзжанием корабля.
— Вставайте, Сэр. Вставайте, Сэр…
Вергилий не унимался, пока не удостоверился, что Киллиан все же пришел в себя…
Глава 2. Часть 1. Царство Змея
Киллиан поднимался, стряхивая с себя остатки дремы. Сон уходил, оставаясь лишь отблеском на воде той яркой картины, из которой только что вынырнул юноша. Подробности таяли, разлетаясь по закоулкам памяти словно пепел.
"Пепел." — Киллиан вспомнил кратер и себя — нового себя — на его склоне. Никогда еще его сон не был так неправдоподобен и материален одновременно. Никогда еще он не испытывал такого чувства: понимания абсурдности, абсолютной невозможности увиденного и, одновременно, уверенности, что все это не просто так. Легкая майка насквозь промокла и, прилипнув к спине, холодила тело. Сивар попытался ее снять в тот самый момент, когда в медблок вошел Эпос.
— Верг разбудил? Не пожалела тебя железяка? — Добродушно сказал Райберг. Хорошее настроение и приветливость Айзека вызвали в голове Киллиана резонный вопрос, который возник бы у любого, кто знал Райберга больше одного дня: "С чего бы это?" Эпос не производил впечатление добряка и компанейского человека ни на первый, ни на сто первый взгляд, и такое "милое" его поведение вызывало исключительно тревогу. Мемор было хотел начать переживать, но потом какая — то часть его мозга, по — видимому ответственная за страх, резонно решила, что противиться Райбергу он все равно не сможет, поэтому лучше было просто успокоиться и принять все как есть.
— Это даже хорошо, что разбудил, — Киллиан секунду подумал, а потом все же решил не злить добродушного Эпоса и добавил, — Сэр.
— Это еще почему?
— Да ерунда всякая снилась.
— О, Сивар, не надо воспринимать сны, увиденные во время гипера, как обычные. Они бывают не тем, чем кажутся или кажутся чем — то, но этим не являются.
Киллиану только и оставалось, что мотнуть головой в ответ и сказать:
— Ага.
Он рассказал Эпосу детали сна, которые еще не растворились в пучине его памяти. Темный склон, детские крики, проводник и его собственное «я» — светлое и незапятнанное, вот — вот должны были растаять, согретые теплом реальной жизни. Райберг задумался.
— Быть может, этот сон что — то и значит — для нас, для тебя… Но пока… Пока это просто сон.
Айзек полоснул Киллиана своим испытывающим взглядом и добавил:
— Как бы то ни было, не стоит игнорировать "дары гипера" — сны, которые помогают переносить прыжок. В гиперпространстве время условно. Пространство обретает новые измерения и играет с нашими четырьмя, меняя их по своему усмотрению. Как корабль, который должен был плестись на досветовой скорости до нужной точки годами, оказывается за сотни световых лет от «места погружения», так и человек, переносящий гиперсон, может преодолеть барьер времени и заглянуть за его черту, — Айзек принял угрожающий вид, но потом, насколько это возможно с его взглядом, приветливо улыбнулся. — А, возможно, это просто нервы.
Эпос осмотрел Киллиана с ног до головы и недовольно покачал головой:
— Тебе бы что ли с физиономией что — нибудь сделать, а то стоишь и смотришь на меня, как щенок потерявшийся, Минос, да и любой другой проходимец на этой планете тебя с потрохами сожрет, если мне понадобится отлучиться. Надо что — то делать.
Киллиана уже начал подумывать, что Эпос таки решит исправить приветливость его лица посредством физического воздействия, но Айзек успокоил его в своем стиле:
— Ладно, что с тебя взять. Получишь одну из моих игрушек для уверенности в себе. Ну или застрелишься в случае чего.
Киллиан смотрел на кумира детства, не понимая, шутит ли он. Айзек улыбнулся:
— На этой планете не стоит доверять бабуле, торгующей пирожками, ведь она может оказаться беглой главой клуба анонимных сатанистов, и уж тем более не стоит попадать здесь в неволю. Разряд в голову — еще не худший вариант.
Эпос похлопал замершего с остекленевшими глазами Сивара по плечу и, поманив за собой, вышел и отсека. Они проследовали в капитанскую рубку, которая так же являлась пунктом управления кораблем (если конечно Вергилий вообще нуждался в том, чтобы им управляли).
— Верг, дай обзор.
— Айзек, я не стал обращать внимания, когда ты применял это ужасное сокращение у меня за спиной, но в лицо я это бессовестно — вульгарное панибратство терпеть не намерен. Начинаю подготовку к прыжку в систему V404 Лебедя. До старта 5…4…3…2…
— Ладно тебе брюзжать, старый зануда. Вергилий, Вергилий. Что сразу в черную дыру — то?
Киллиан начинал понемногу привыкать к манере общения корабля и его капитана, но при упоминании черной дыры все равно начал волноваться: "А вдруг?"
— Хватит пугать нашего юного гостя. Я — то знаю, что ты слишком любишь себя, чтобы попадать в область действия Пантагрюэля.
— А кто вам, любезнейший, сказал, что я бы там остался? Выдворил бы вас наружу, в чем мать родила, ну или в хиленьком каком скафандре на худой конец и убрался бы подальше от этой прорвы. А уж вы бы мне при встрече рассказали, что за горизонтом событий находится.
— Прекрати строить из себя бессердечную железяку, Верг…илий.
Корабль первым предпочел прекратить пикировку и все же выполнил указание Райберга. Стены капитанской рубки, на которые проецировалась вся телеметрия корабля, на мгновение стали матово — белыми, а потом и вовсе "исчезли" — Вергилий все же не решился исполнить свою угрозу по выдворению пассажиров наружу, он всего лишь позволил им увидеть пространство вокруг себя.
Киллиан, впервые побывавший в межзвездном пространстве лишь несколько дней назад и мало что помнивший о тех событиях из — за бешеного прилива адреналина, на сей раз смог по достоинству оценить космос. Пока юноша спал, Айзек успел вывести свой диковинный корабль из дока "Мора" и уже направил его в сторону желтоватой планеты, стремительно увеличивающейся где — то в самом низу обзора. Но не вид удалявшегося линкора сил самообороны и не закутанная грязно — серыми облаками махина Ласта приковали к себе внимание замершего Киллиана. Его поглотила пустота. Абсолютная, давящая со всех сторон на сознание прессом бесконечного «ничто» пустота космических просторов заворожила юношу, заставив его сердце биться чуть медленнее обычного. Мемор тут же вспомнил недавнюю угрозу сварливого корабля и примерил на себя участь человека, очутившегося в одиночестве космоса, наедине со тьмой и своими мыслями. Он видел нескончаемый простор мрака, стремящийся поглотить все вокруг и верил историческим хроникам, которые говорили, что первых людей, попавших в космос, приходилось потом месяцами лечить от воздействия на сознание вот этой огромной, неподдающейся описанию и измерению пустоты.