— Проведем разъяснительную беседу.
Удар.
— Никогда не спорь со мной. Никогда.
Ещё удар — на этот раз тише.
— Если ты намерен защищать тварей, спаливших наш общий дом и запоганивших место, где я долго жил, то тебе следует остаться в этой дыре и стать их сертифицированной подстилкой.
Удар уже больше похожий на толчок.
— По сравнению с нейротоксином или бирайской оспой, добавленной тебе в еду таким вот рабом человечества, мои удары — это поцелуи ангелочков. Ксенозащитник херов. Считай за науку.
Последний удар отправил Киллиан в мир снов, грезы которых не тревожили юношу до самого пробуждения.
Глава 4. Часть 6. Надежда
Сознание возвращалось. Приемная Либерти Нокс встретила пробуждение Сивара нетерпеливой тишиной ожидания. Состав участников встречи в кабинете начальника таможенной службы Нуллума был прежним: Айзек, сменивший костюм на привычные физиокомбинезон и куртку, Либерти Нокс, закутанная в чёрное платье, оставившее открытым лишь ее лицо и ладони, и сам Киллиан. Мемор, чувствовавший себя так, будто по нему пробежала рота космодесантников в полном обмундировании, явно выбивался из идиллической обстановки кабинета. Голова юноши готова была разорваться в любую секунду.
— О, вот и наш пьянчуга проснулся.
Айзек, развернувшись к Сивару в пол оборота, подпер голову рукой, скрывая лицо от Либерти, и начал активно подмигивать топазцу, явно о чем — то намекая. Только вот о чем? Гудение и треск черепной коробки, диссонируя с тишиной окружающей обстановки, не позволяли обрывкам мыслей слиться в единый процесс. Память не желала раскрывать ему тайны вчерашнего дня. Удары Айзека будто распугали все воспоминания.
"Удары!" — Юношу осенило. Он вспомнил, как покинул кабинет госпожи Нокс. Вспомнил обед в "Двуглавом". Вспомнил слова Айзека. Вспомнил его «науку».
— Говорил же тебе, не стоит догоняться, нет же… Молодо — зелено. — Глаз Айзека продолжал яростно маяковать. Мемор вроде бы даже начал понимать, что от него хочет Эпос. Точнее сказать, его разум понял. Либерти, возможно, была единственным человеком во вселенной, чье мнение интересовало Эпоса. Айзек не хотел, чтобы она знала о их «воспитательной беседе», не хотел, чтобы Киллиан проболтался. Мозг Сивара, немного ошарашенный вчерашним "уроком", понимал, что ничего глупее, чем начинать жаловаться на пару, пусть и очень сильных, ударов в надежде на справедливость, он не мог и придумать. Вот только ребра топазца отказывались понимать, отказывались забывать. Они гудели от боли, требуя мести. Киллиан собрал всю оставшуюся в нем волю и, пытаясь не застонать, заговорил:
— Куда уж мне тягаться с такими проверенными бойцами… — он попытался улыбнуться. Судя по озадаченному выражению лица Либерти, у него не особо получалось.
— Давай завязывай гримасничать и вникай в суть разговора. А то пришлось просить доставить тебя прямо сюда, пьянь ты такая. Никак не мог тебя разбудить. — Айзек уверовал в успешность своих "маневров" и перешёл к делу, — ты хотела рассказать о интересующем нас вопросе, Либ?
Начальник таможни Нуллума ещё секунду смотрела на Киллиана, который все пытался привести лицо в норму, а потом спохватилась:
— Да — да, точно. Меня состояние молодого человека немного озадачило. Будто пинали его семеро… Так, дело. Информацию по взрыву невозможно получить прямым путем. Станция подготовки и… — она на секунду замолчала, — и кодировки тардумов закрыта для посторонних. О взрывах и так узнали почти случайно — от техников, чья помощь понадобилась «безмозглым» при восстановлении. С этими парнями, знаешь ли, не особо пообщаешься, но… есть на Нуллуме персонажи, которым доступно почти все. Дельцы, барыги, торговцы информацией — зови, как хочешь. С одним из них, самым, можно сказать, осведомлённым, я тебя и сведу. Но насколько он осведомлённый, настолько и хитрожопый. Кор, он, Галлер.
— Из этих? — Айзек покачал головой. Перспектива очередной встречи с джанкерами его не особо вдохновляла. Киллиан даже не пытался вникнуть в суть беседы. Его мозг словно запустил перезагрузку, проверяя работоспособность организма.
— Да, но так уж у нас тут обстоят дела. Он ждёт тебя через сорок пять минут.
— Не так уж и много осталось, — Фобос положил указательный и большой палец на подбородок, чуть касаясь нижней губы, — знаешь, прости за нескромный вопрос. Некрасиво, наверное, с моей стороны так прямо, но… почему ты не омолаживалась?
— Ты всё такой же… — говорившие ничуть не стеснялись Киллиана. Учитывая состояние, в котором пребывал мемор, его можно было принять за элемент интерьера. — Прямой, иногда даже бесцеремонный. Не привык ты к кулуарным играм и лести.
Либерти улыбнулась.
— Я не омолаживают потому, что скоро на регенераторы даже малых мощностей наложат запрет. Контрацептивы из центра командования говорят, что эти устройства неблагоприятно сказывается на генофонде. Якобы из — за этого могут быть проблемы с развитием у потомства омолаживающихся. Большинство, пройдя курс и схлопотав новый гормональный взрыв, начинают трахаться, как после Возмездия. Вроде как у детишек, которые после этого получаются, что — то не в порядке. Чушь какая — то в общем. Как по мне, так они просто не хотят, чтобы мы долго жили. Вот я и решила, что не хочу быть моложе чем… — Она притихла всматриваясь в глаза Райберга. Айзек продолжал молчать. Ни один мимический мускул не дрогнул. Не лицо, а восковая маска. Либерти вскочила из — за стола:
— Ты так ничего и не спросишь? Ничего не скажешь? Я думала, будет хоть пара вопросов. О том… Тебе же должны были доставить весточку. Вчера списала все на неловкость первой встречи, но сегодня… Просто встанешь и уйдешь?
Айзек не отрываясь смотрел в ее изумрудные глаза. Либерти не останавливалась:
— Я ведь знаю, ты больше не вернёшься. Ты выбьешь, разузнаешь, вынюхаешь, что тебе нужно и помчишься дальше на этом треклятом корабле спасать свое чёртово человечество, — женщина, чью красоту не смогло полностью вывести даже время, стояло гордо подняв голову, — побежишь, куда ты денешься? Одна надежда у всего человечества — Айзек Райберг. Больше оно нахер никому не сдалось. Даже командованию нашему чудному. Ты их видел!? Руководство наше. Видел, кому подчиняются тардумы? Видел, кто отдает приказы? Видел хоть одного с первой степенью доступа? Я вот — нет. Кого ты хочешь защитить? Их? Неведомых и безжалостных, которые только и делают, что отправляют тебе лить чью — то кровь?
— Если ты не заметила, у нас до сих пор идёт война, и мы должны победить. Любой ценой. Ты права, я не могу по — другому. Я рождён для этого… Я и не знаю ничего в этом мире кроме войны. Я должен защитить человечество…
— А ты уверен, что его надо защищать? Человечество — то. По — моему, оно само хочет покончить со всем этим и очень даже активно. Может, надо защищать кого — то конкретно? Тех, кому ты нужен.
Айзек встал. Посмотрел на Либерти, готовую воспламениться в любую секунду.
— Ты о чем вообще, Либ?
Звук звонкой пощёчины смог привести Киллиана в чувство. Сивар поднял взгляд. Айзек держал ладонь Либерти, только что добравшуюся до его лица. Именно сейчас, в момент странного просветления, которым обернулся конфликт Райберга и хозяйки кабинета, Сивар увидел шрам на внешней стороне запястья Эпоса. Он никогда не обращал внимания на это мелкое увечье, но именно сейчас эта полоска зарубцевавшейся кожи впилась в разум юноши и не отпускала.
— Пошел нахрен отсюда, скотина бессердечная. Чем ты лучше этих поганых тардумов? Такая же кукла. Уходи и никогда больше не возвращайся, — Айзек не выпускал ее руку. Все его естество словно цеплялось за прошлое, воплотившееся в этой разъярённой женщине, — приперся через хрен знает сколько лет и думает все нормально. Друзья — товарищи. Нахер иди со своим человечеством…
Айзек все — таки отпустил её.
— Прости ещё раз. За все.
Райберг развернулся и пошел прочь. Киллиан, словно тень, следовал за ним. Меньше всего на свете он сейчас хотел бы остаться наедине с этой женщиной. Женщиной, от которой, поджав хвост, бежал один из самых опасных и безжалостных представителей рода людского.