Джуд Лайтберин миновал вход и на секунду запрокинул глаза, войдя в кибер. Его мысленная команда активировала галопанели, покрывавшие почти все стены отсека. Космос окутал пленников со всех сторон. Пустота навалилась на людей приливной волной и заставила их сердца замереть. Мрачное очарование вселенной всегда действовало на людей безотказно. Будь то первые космонавты, почти сходившие с ума от единения с этой невообразимой бесконечностью или современные люди, для которых космос был не враждебным миром, а средой обитания — вид межзвездного пространства зачаровывал всех и всегда. Диск планеты, уже отчетливо видневшийся впереди, начал стремительно увеличиваться, словно притягиваемый заговорившим Лайтберином.
— Дамы и господа, прошу минуточку вашего внимания. Через мммм… — он на секунду задумался и посмотрел на запястье, будто сверяясь с часами, — где — то через полчасика мы опустимся на поверхность сего скорбного царства, и вам удастся принять участие в одном ритуале моих не совсем белковых или уже почти небелковых друзей…
— Тайрус тебя убить и содрать кожа с твоего протухшего мяса! — сосед Киллиана прервал речь Лайтберина, чем заставил того недовольно почесать подбородок:
— Любезнейший, я тебе морду обкорнаю, если ещё раз меня перебьешь. Не сове…
— Выдавить тебе глаза и башку использовать вместо продажный дев… — теперь уже Джуд перебил вошедшего в раж сына Миноса. Он совершил короткий выпад, махнув у физиономии Тайрус чем — то блестящим. Само движение Джуда было настолько молниеносным, что Киллиан вначале решил, будто ему померещилось. Уже через секунду результат действия Лайтберина развеял его сомнения в реальности произошедшего. Именно через секунду Тайрус обнаружил, что на его бычьей морде отсутствует крохотная полоска кожи. На мокром носу выступили первые красные капли. Кноссец взорвался:
— Тайрус ноги тебе оторвать и в глотку вставить…
Орудие Лайтберин сверкнули второй раз. Принц Ласта замолчал, наблюдая как Джуд вертит в руках полупрозрачный кусочек его плоти. Кровь начала сочиться из ещё одной ранки.
— Пожалуйста — пожалуйста, мой некультурный друг, говорите, а я продолжу из вас карпаччо стругать… — Джуд обвел пленников недобрым взглядом и усилил эффект своих действий, поместив кусочек плоти Тайруса на его законное место. Мужчина покрутил головой, разглядывая результаты этой "операции" и хлопнул по ранке, будто прижимая отсеченную плоть.
— Ну вот, как и было́. Так что, я продолжу? Все вопросы — после небольшого ликбеза по нашему общему будущему. Если захотите о чем — то спросить, просто поднимите руку. Что вы, ей богу, хуже детей, — стянутые жгутами по рукам и ногам пленники ответили молчанием.
Джуд махнул в сторону галопанелей. Планета разрослась и стала занимать почти три четверти обзора. Затянутый грязными облаками эллипсоид был почти полностью покрыт ледяной коркой.
— Друзья мои, если кто не понял, это — Мортем — родина кордов, ну, точнее сказать, то, что от нее осталось… — название планеты послужило триггером, активировавшим ещё один фрагмент памяти Киллиана. Пласт информации, находившийся в своего рода консервации, начал встраиваться в сознание. Реальность захлестнули видения. Шапки ледников, окутавшие почти всю поверхность планеты, становились размытыми. Изображения минувшего наслаивались на реальность и воссоздавали в голове Сивара историю дома механоидов. Буйство красок прошлого заслонило собой блеклую действительность. Киллиан увидел, как по зелёной поверхности планеты разрастаются города. Это не были урбанистично — уродливые нагромождения стальных коробок — корды ценили красоту и вплетали архитектуру своих городов в окружающий ландшафт. Ветвистые, словно деревья, небоскребы были усеяны живой растительностью, а ниточки дорог вздымались над горами и ныряли под озера. Города вгрызались в скалы и умывались водопадами. Океаны полнились рукотворными островами, где фундаменты из тугих водорослей несли жилища тогда ещё лишенных механических протезов существ…
Синяя вспышка взрыва нейтронной бомбы прервала вереницу образов. На секунду перед глазами Сивара застыл этот пышущий жизнью и энергией мир. Крохотная точка сдетонировавшего в районе одного из горных хребтов заряда начала выедать это мир. Огонь Возмездия залил родину кордов. Киллиан не видел жителей планеты, не видел, как они навсегда замирали в своих жилищах и не ощущал, как уходит в небытие вся разумная жизнь этой планеты. Он увидел лишь последствия. Увидел, как планета, лишившись своих хозяев, становится серой. Становится бесцветной. Увидел, как густая тишины, обрушившаяся на Мортем после смерти его обитателей, стала призывным горном, созвавшим к могиле расы всех оставшихся в живых кордов. Точки космических кораблей облепили планету мерцающим роем. Они были похожи на похоронную процессию, выстроившуюся у спускаемого в могилу гроба. Через секунду они ушли. Мириады серебристых точек сгинули, чтобы через мгновение вернуться видоизмененными и окончательно сошедшими с ума. Вместо лёгких яхт и катеров, научных лабораторий и кораблей далёкого поиска к Мортему вернулись совсем другие его дети. Черные, одутловатые туши дредноутов выстроились у планеты ровным строем. Они наблюдали. Наблюдали, как в их доме начали обживаться новые хозяева. Ковчег — матка человеческих колонистов уже опустил свою тушу в сердце одного из материков. Корды, в отличие от других рас, не стали просить милости у победивших в войне. Они словно мальки решили напитаться энергией погибшей матери — рыбы. Киллиан с каким — то благоговением, с каким — то неописуемым эсхатологическим восторгом наблюдал, как смерть пожирает все живое. Целая раса развела погребальный костер размером с планету и хоронила в ней свое прошлое. Зарывала под слои радиоактивного пепла свою мораль и свои принципы, доставая откуда — то изнутри давно забытые инстинкты. Тысячи ядерных грибов начали вздыматься к небу порождая причудливый лес. Ударные волны взрывов сходились и расходились, опоясывая планету, а корды все висели на орбите и смотрели на этот огненный ад. Они любовались кремацией своей сгинувшей родины и насыщались ненавистью к человечеству. Потерянная в веках прогресса мстительность стала их идеей. Набеги на колонии стали их ответом людям, стали смыслом их существования.
Лайтберин оборвал повисшую в отсеке тишину. Хоровод видений Сивара остановился:
— Итак, дорогие мои мальчики и девочки, большие и маленькие, посвящу вас в суть причудливого ритуала моих членистоногих друзей. Видите — ли, этот ритуал довольно молодой и не имеет четкой структуры, но все же он стал неотъемлемой частью культуры наших братьев по разуму. Культуры, в формировании которой мы, как вид, приняли непосредственное участие. Раньше корды не отличались кровожадностью и злопамятность, но, знаете ли, гибель почти трёх миллиардов собратьев может изменить взгляды на жизнь любого разумного существа. Хоть суицид издревле и считался у моих друзей одним из самых почетных способов уйти из жизни, к смерти они не испытывали особенного пиетета. Они не оценили шутку, проделанную с ними союзниками, то бишь нами, людьми, и превратились из милых и почти пушистых ботаников в маньяков убийц, — Джуд доверительно покивал головой, глядя почему — то на Кохитсуджи, и заговорщицким тоном продолжил. — К слову о пушистости, я правда интересовался. При желании они могли бы обзавестись растительностью на теле, а то ходят омерзительно голые. Не понравилась им идея с волосами. Они почему — то предпочли вырастить плазменные турели и генераторы силовых полей. Так, о чем это я?