Если долго лежишь с закрытыми глазами, глаза приспосабливаются к темноте, но моему мозгу требовалось время, чтобы снова научиться видеть.
Я не имел ни малейшего представления, ни где я нахожусь, ни сколько времени я здесь пробыл.
Проведя рукой по подбородку, я не обнаружил щетины; казалось бы, это свидетельствовало о том, что я пролежал здесь недолго, но тут мои пальцы наткнулись на заросший участок, который тот, кто брил меня, пропустил.
Этот клочок ничего не говорил относительно продолжительности моего пребывания в пещере, зато он сообщил мне другие ценные сведения. Во-первых, кто-то присматривал за мной во время моего выздоровления. Во-вторых – и это более важно, – этому кому-то небезразличен мой внешний вид. Последнее умозаключение вызвало у меня некоторое беспокойство. Дело в том, что среди моих знакомых не было людей, которых в подобной ситуации могло заботить что-то помимо моего выздоровления.
От щеки я провел ладонью к волосам и коснулся гирлянды из лавровых листьев, венчающей мою голову. В первое мгновение это меня удивило, потом вызвало улыбку. Я мог представить, как Кроули возлагает мне на голову этот венок, но он сделал бы это только после моего выздоровления.
В следующее мгновение до меня дошло, что и венок, и короткий хитон, и сандалии составляют единый ансамбль. Это открытие дало мне ответ на некоторые вопросы, но вместе с тем породило и новые.
Кроули рассказывал мне о протоизмерении, в котором быстрая регенерация является частью законов природы. Я помнил последние мгновения перед погружением во тьму достаточно хорошо, чтобы понять: я отчаянно нуждался в целительных свойствах этого измерения.
Уже одно то, что я чувствовал ремешки сандалий вокруг своих икр и кожу подошв на ступнях, свидетельствовало о нормальной работе спинного мозга. Значит, сломанный позвоночник сросся, и перерезанные нервы соединились.
Я почесал подбородок левой рукой и улыбнулся, не почувствовав боли в суставе, искалеченном «арийцем». Все это вместе – и вернувшаяся к рукам подвижность, и возвращение к жизни, и мой наряд – говорило о том, что меня поместили в протоизмерение, известное по легендам как греческий Тартар. И позаботился об этом, ясное дело, Кроули, который лучше кого бы то ни было знал, насколько необходим я для борьбы с Пигмалионом.
С другой стороны, Кроули не стал бы беспокоиться о том, чтобы мой наряд соответствовал характеру места, где он меня оставил. Пещеру скорее всего выбрал он, потому что она обеспечивала мне относительную безопасность, но если бы никто не тревожил меня с тех пор, как Кроули принес меня сюда, на мне сейчас скорее всего была бы больничная пижама.
Я закрыл глаза и заставил себя дышать размеренно. Как учили меня приспешники Скрипичника, а потом лама Монг в тибетском монастыре, я простер свой разум в пространство и попытался разорвать ткань реальности. Я сосредоточил свое сознание на Институте Галактического Братства и квартире, где я некогда жил, потому что пещера и мое ложе напомнили мне ее строгую простоту. Направив туда всю свою энергию, я попытался вырваться на Землю.
Моя попытка окончилась полным провалом.
У меня возникло такое ощущение, будто протоизмерение, в котором я находился, окаменело. Оболочка, защищающая и отделяющая его от других протоизмерений, стала твердой, словно алмаз. Я не мог проникнуть сквозь нее, а здравый смысл и интуиция подсказывали мне, что выход для меня заблокировали намеренно.
Я знал, что Скрипичник не стал бы меня запирать, а Пигмалион – если бы ему удалось меня обнаружить – просто меня бы убил. Стало быть, в мою жизнь вмешался новый Темный Властелин – или другое создание, обладающее соответствующим могуществом и возможностями.
На миг мне захотелось снова погрузиться в свои кошмары. Возвращение к жизни уже не казалось таким уж приятным событием. Но, поразмыслив, я отказался от заманчивой перспективы проститься с жизнью. Выбрав смерть, я обрек бы миллионы людей на страшную участь, уготованную им Скрипичником и Пигмалионом, стремившимся к власти над Землей. Я уже давно решил, что не буду им помощником – ни активным, ни пассивным. Стало быть, мне еще рано умирать.
Я сел, не обращая внимания на болезненный протест ослабевших от длительного бездействия мышц живота. Гладкие, как стекло, стены наводили на мысль, что моя пещера образовалась благодаря яйцевидному пузырю газа, замерзшего в остывшей лаве. Заостренный конец пещеры у моего изголовья переходил в узкий тоннель, ведущий к солнечному свету, но такой извилистый, то в пещеру проникало лишь очень немного рассеянного света.
И в этом скудном освещении я разглядел стоящую напротив меня женщину.
Я повернулся к ней и свесил ноги со своего ложа. До земли они не достали, не хватило нескольких сантиметров. Я улыбнулся.
– Я предпочел бы более строгий наряд для встречи с Алмазной Императрицей.
Невысокая женщина превосходно скрыла свое удивление. Я ничего не почувствовал, лишь догадался о ее смятении, уловив легчайший трепет темной вуали, свисающей с полей ее шляпы. Темное платье без рукавов, доходившее ей до икр, длинные – по локоть – перчатки и высокие ботики выглядели очень подходящим нарядом для появления у гроба. Бриллиантовое колье и браслеты на ногах и руках составляли разительный контраст с ее одеждой. Особенно притягивало взгляд колье – мерцающий искорками стоячий воротничок на фоне смуглой шеи.
Она заговорила, осторожно подбирая слова, и я тут же узнал этот голос, хотя дикция и выбор слов никак не вязались с особой, которой раньше принадлежало это тело.
– Твои дедуктивные способности безбожным образом недооценили. Как мне следует тебя называть? Койотом? Или какой-нибудь другой псевдоним нравится тебе больше?
– Этот меня вполне устраивает. – Я решил не вставать: так наши глаза находились на одном уровне. – Признаю, я был не прав, не сделав попытки установить с тобой контакт раньше, но до сих пор я не представлял себе всей сложности и запутанности интриги, в которую меня втянули.
– У тебя просто не было времени. Борьба со.
Скрипичником не позволяет отвлекаться на посторонние предметы.
Я кивком выразил свою признательность:
– Верно, но, кроме того, это требует еще определенных навыков и способностей, что и побудило " моего предшественника остановить выбор на мне, когда он подыскивал человека, который продолжил бы его крестовый поход за свободу Земли. Эти способности включают возможность воспринимать действительность в чужих измерениях и умение преодолевать барьеры между ними. Койот этими качествами не обладал – он был слеп во внеземных мирах. По этой причине он заключил с тобой союз и позволил тебе внедрить агента – Нэтч Ферал – в ядро своей группы. Он должен был получать от кого-то сведения о Темных Властелинах.
Джитт знала только Пигмалиона, но она отрицала это – и до сих пор отрицает. Вступить в союз с Темным Властелином… Такой поступок трудно оправдать. Он видел в тебе меньшее из зол?
Даже ее смех звучал по-другому. Более низкий, грудной, он наводил на мысль о немыслимой Древности и безграничном опыте.
Полагаю, он видел во мне последнее из зол. – Она подошла ко мне и поправила лавровый венок у меня на голове. – Как тебе понравилась твоя одежда?
– Удобно, хотя я предпочел бы что-нибудь более практичное. – Я прищурился и попытался разглядеть лицо под вуалью, но, даже зная, что именно должен увидеть, не увидел ничего. – И почему же он решил, что ты – последнее из зол, с которым он может столкнуться?
Она снова засмеялась, запрокинув голову, и я на миг увидел ее подбородок.
– В отличие от Пигмалиона и Скрипичника, мой аспект не агрессивного свойства. Я не конструктор и не синтезатор. Я – спасатель имущества, собиратель трофеев. Эта одежда – тоже трофей. Я спасла ее от тварей, терзающих заключенного здесь Титана. – Она подняла руку и позвенела браслетом. – Если подумать, эти бриллианты тоже трофей, отнятый мною у угля. Я спасаю вещи и беру их себе.