Змеиное шипение вырвалось из гортани Каххи, на древнем мертвом языке речь его означала: «Покарай моих врагов, о потомок великой Тиамат»!
Речной дракон, изогнув огромную шею, на мгновение приблизил плоскую голову к берегу, где гордо стоял Кахха. Тот сбросил с себя маску стигийца и принял истинный облик наага. И волшебная корона сверкала на его голове.
Водяной ящер медленно прикрыл глаза слюдянистой пленкой век в знак повиновения древнему владыке змеев,— и жуткая башка стремительно метнулась ввысь, туда, где Гаруда продолжал отчаянно сражаться с наседавшими гapпиями.
Птица-дракон довольно успешно билась с крылатыми девами, умело работая своим страшным клювом и когтями, и уже немало демониц кровавыми лохмотьями попадало в реку. Однако гарпии тоже не оставались в долгу, их жуткие когти исполосовали прочную шкуру Гаруды, частью покрытую перьями, а частью — чешуей. Птица-дракон обливалась кровью, но продолжала отчаянный бой со своими извечными врагами.
Речной дракон не обращал внимания на пролетавшие мимо безжизненные трупы гарпий, хотя они и сулили неплохую трапезу. Но у него была иная цель, и он слепо исполнял волю короля наагов. Ящер наполовину высунулся из воды, обнажив исполинское блестящее тело, с жуткими когтистыми ластами. С туловища потоками стекала вода, шея дернулась в стремительном броске, и увенчанная шипом голова, как мощный таран, пронзила тело Гаруды.
Над речными просторами раздался истошный крик — и началась битва гигантов.
Мускулистое тело Конана вошло в воду, как клинок заморийской работы в сливочное масло, почти под прямым углом. Ныряя, он успел заметить, как юноша в доспехах топором пошел ко дну, и, не теряя ни минуты, устремился за ним. По счастью, киммериец ориентировался в воде не хуже ловцов жемчуга из лагун Лемурийского океана.
Прозрачные речные воды создавали хорошую видимость, и Конан заметил, как юноша отчаянно пытается выбраться из доспехов, неумолимо тянувших его ко дну.
И в этот миг варвар почувствовал, что толщи воды содрогнулись, стаи мелких рыбешек испуганно прыснули в разные стороны, и из темных глубин стремительно и бесшумно выплыла огромная черная тень. Даже гигантская морская корова, оказавшая Конану не самый ласковый прием на побережье Вилайета, многократно уступала в размерах таинственному речному чудищу.
«Вот, похоже, и божество проснулось»,— отметил про себя киммериец. Он не испытывал страха: тварь была слишком огромна, слишком невероятна, чтобы казаться реальной, И даже когда блистающий чешуей бок исполина прошел на расстоянии всего пары локтей от лица Конана, это не остановило его. К тому же, внимание киммерийца было поглощено единственной задачей — вытащить утопающего, пока у него самого не кончился воздух. А в висках уже стучало, жжение в груди сделалось почти невыносимым... но Конан все-таки нашел силы для последнего решающего броска и настиг утопающего.
Парень, однако, и сам оказался не промах. В тот момент, когда мускулистая рука варвара протянулась к нему, юноша уже успел добраться до ножен, висевших на поясе, и, вытащив кинжал, принялся резать ремешки доспехов, стремясь освободиться от лишнего груза, тянувшего ко дну.
Конан немедля пришел ему на помощь, и вот наконец ремешки лопнули, и отличные боевые латы исчезли в темной глубине. Но силы молодого воина были на исходе. Неожиданно изо рта его вырвался целый рой пузырьков, а голова безвольно замоталась. Но в этот миг мощная длань киммерийца вцепилась ему в волосы и решительно потащила несчастного на поверхность.
Конан вынырнул, с жадностью глотая воздух, по-прежнему крепко удерживая бесчувственного юношу. Варвар решительно поплыл к берегу, увлекая его за собой. Но что-то встревожило его, и киммериец поспешил оглядеться, силясь понять, что же изменилось вокруг. От увиденного перехватило дух. Волны реки окрасились багрянцем, повсюду плавали истерзанные трупы гарпий... а над водой вели яростный бой Гаруда и речной бог.
Гигантское туловище водяного ящера вылезло из воды почти наполовину, длинная шея взметнулась к самому небу, а венчавшая ее голова вцепилась в тело пернатого дракона, который яростно бил крыльями, терзая мощными челюстями глотку врага.
В небе не видно было ни одной гарпии. Часть пернатых дев нашла смерть от когтей и клюва птицы-дракона, остальные сочли за благо ретироваться с поля боя. И лишь два гиганта отчаянно сражались между собой. Это была потрясающая картина,— столкновение древних, титанических существ, вражда между которыми была в полном разгаре еще в те времена, когда далекие предки людей с писком прятались в подземных норах и дуплах деревьев, заслышав тяжелую поступь гигантских хозяев юного мира.
Конан, однако, не стал тратить драгоценное время на созерцание захватывающего дух зрелища и, не медля более, начал грести к берегу.
Как только киммериец выбрался на сушу и выволок спасенного юношу, к ним поспешил Кахха. Он вновь принял облик стигийца. Желтые глаза змеечеловека возбужденно сверкали.
— Очень рад, что все закончилось благополучно,— прошипел нааг.— Я уже было подумал, что тебя сожрал дракон.
— Ну, уж нет, дудки!— ухмыльнулся Конан, склоняясь над бесчувственным юношей.— Меня сожрать не так-то просто. Многие пытались, да зубы обломали,— добавил он многозначительно. Синие глаза киммерийца с подозрением уставились на каменное лицо Каххи,— Кстати, интересно бы узнать, с чего этому длинношеему вздумалось вылезти наружу? Судя по тому, как у него бока ракушками обросли, он давненько не поднимался на поверхность...
Похоже, подводная встряска отчасти помогла киммерийцу избавиться от чар наага, о чем последний тут же догадался. Глаза его льстиво заблестели, голос стал вкрадчиво
— Полно, полно, друг Конан! Мне совестно, что я бросил тебя и обратился в бегство, но пойми, Гаруда — извечный враг нашего рода, самый страшный наш противник. Стоило мне увидеть его, и я едва не лишился рассудка! Однако не всерьез же ты думаешь, будто я мог поднять дракона из глубин?! Не иначе, это запах крови привлек его внимание.
Ничего не ответив, Конан вновь повернулся к юноше. Нааг бросил на него удовлетворенный, злорадный взгляд,— этот недоумок-варвар был снова в его власти. Что же, все складывалось как нельзя лучше! Очевидно, Сет и Тиамат благоволили Каххе, ибо человеку, которого он выбрал своим слепым орудием, удалось живым выбраться на берег, и наагу не пришлось из-за его безрассудства менять свои тщательно выстроенные планы. Правда, его несколько смущал этот юнец, которого глупый варвар вытащил из воды. Неясное беспокойство проникало в душу Каххи, когда он смотрел на него. Но он поспешил отогнать нелепые опасения и принялся с большим вниманием наблюдать за исходом сражения исполинов.
Речной монстр отчаянно тряс огромной башкой, силясь освободиться от впившегося ему в шею Гаруды. Птица-дракон представляла собой жалкое зрелище, вся шкура ее была разодрана и исполосована: когти гарпий вырвали большие куски плоти, а заостренный шип и зубы речного ящера оставили глубокие кровоточащие раны. И, тем не менее, острые когти и клыки по-прежнему рвали шею речного бога, а огромные крылья с силой били по плоской морде, стремясь достать до глаз.
Кахха с заметным нетерпением наблюдал за поединком, который явно зашел в тупик. Наконец, не выдержав, змеечеловек, пользуясь тем, что варвар не обращает на него внимания, вновь зашипел, отдавая приказ речному ящеру.
Тот немедленно сменил тактику. Резким стремительным движением монстр подался вниз и нырнул в реку, увлекая за собой Гаруду. Вода забурлила и вспенилась — отчаянная схватка продолжалась уже в глубине... А затем все стихло. Буруны улеглись. И река покатила прочь багряные волны.