«Должно быть, пикты!»— решил Конан. Он, конечно, и раньше слышал о гибели Атлантиды, но такую легенду — впервые!
— А затем и с запада, и с востока, и с юга,— продолжила Мохира,— в некогда грозную, а ныне беззащитную страну хлынули орды черных, красных, белых и желтых дикарей, горящих жаждой отомстить так долго наводившей на них ужас империи. Так начался великий грабеж Аталанты, который длился сорок дней и сорок ночей. Те племена, что пришли в Аталанту раньше всех, вернулись к своим дымам, отягощенные богатой добычей. Но те, кто пришел позже или сверх меры увлекся грабежом, насилием и разгулом,— все они пошли на корм рыбам, вместе с несчастными жителями Аталанты. Потому что в сорок первую ночь выпустил Папай свою огненную стрелу, и она насквозь пробила подземное сердце Аталанты. И волны Океана-Тенгиза поднялись до самых небес, и еще целых сорок дней и ночей продолжался великий потоп. Расколотая на куски Аталанта опустилась на дно морское, а по всему миру прошел страшный, водяной вал. И долго еще солнца не было видно из-за туч пыли и пепла, поднятых к небу во время Великой Катастрофы. Так погибла одна из величайших земных империй.
Из всей Аталанты спаслась лишь небольшая горстка южан — жрецы Змея, чиновники, солдаты, которые бежали на юг и обосновались на берегах великой реки, которую они в память о погибшей родине назвали Кем.
«Так вот почему город в устье Стикса называется Кеми, а сами стигийцы свою страну называют Кеметом!»— мелькнуло в голове у Конана. Воистину, он узнал от этой старухи, жившей на краю света, больше, чем от самого просвещенного мудреца Хайбории!
— Вскоре остатки жителей Аталанты, живших на берегах Нового Кема, были покорены пришельцами с востока, которые называли себя кхари. Кхари восприняли культ Змея и вскоре стали самыми яростными его исповедниками. И до сих пор на далеком юге потомки аталантов и кхари поклоняются проклятому Змею и называют его своим Отцом. А кемеры обосновались на севере восточного материка. Там их со всех сторон окружали враги. И вскоре большая часть кемеров ушла далеко на восток, где нашла прибежище у отрогов Рипейских гор. И лишь несколько кланов откололись от них и остались на северо-западе, где обосновались в диких, заснеженных горах. Перед вами, о воины, один из западных кемеров!— закончила свой рассказ Мохира и довольно ощутимо хлопнула Копана по животу.
— Ну что ж, здорово, родичи!— хмыкнул Конан.— Если вернусь в Хайборию, обязательно найму какого-нибудь умника и заставлю его нанести на карту мира Восточную Киммерию!
— Это хороший знак!— воскликнул Амракан, подходя к Конану и протягивая ему руку.— Боги с нами, кемеры! Они прислали к нам в помощь воина из числа наших пропавших сородичей! Удача на нашей стороне! Корум, Уту и Папай даруют нам победу над Заркумом!
— Боги прислали вам не только меня, но и подлинного наследника Хрустального Престола!— заявил киммериец, пожимая протянутую руку вождя, и, тихонько поддав коленом, вытолкнул Таргитая в центр круга.
— Так ли это, великий шаман?— спросил Амракан у Йолчи.
Кемеры замерли, напряженно ожидая ответа. Старец, не говоря ни слова, подошел к Таргитаю, и неожиданно распахнул полы его гирканского халата, подбитого овчиной. Обнажилась смуглая грудь с искусно вытатуированной эмблемой Аргаима — колесом Уту — в области солнечного сплетения.
— Вот ваш подлинный правитель!— молвил Йолчи.
Оглушительный боевой клич, исторгнутый из сотен глоток, сотряс ночную степь. Племя кемеров приветствовало вернувшегося из изгнания повелителя Сакалибы. Ни один кинжал не вонзился в землю слева от костра.
— Я не забуду этого, кемеры, когда взойду на Хрустальный Престол,— заявил Таргитай, который был торжественно поднят на щите, обитом белым войлоком — в знак признания его власти.
За несколько мгновений скромный юноша преобразился. Теперь это был подлинный владыка,— с гордо вскинутой головой в ореоле черных как смоль волос, заплетенных в косы, с грозным взглядом сверкающих глаз, не предвещавших ничего хорошего врагам. В руке его, воздетой к небесам, хищно сверкала в свете костра сталь грозной катаны.
«Власть меняет людей,— подумал Конан, всякого насмотревшийся за годы своих скитаний. Перевороты, мятежи, войны — все это было ему не в диковинку.— Хотя и не каждый рожден для власти. Есть люди, которые не знают, как с ней поступить, Но этот мальчик, пожалуй, далеко не Сантидио. Надеюсь только, что он не превратится в Мордерми».
А принц тем временем уже отдавал краткие, сухие распоряжения своим в одночасье обретенным подданным:
— Тебя, Амракан, назначаю туменбаши. Ты будешь возглавлять авангард. Его составят воины твоего племени. Им выпадет славная доля — составить каляк моей повстанческой армии. Многие погибнут на поле брани, но выжившие и закаленные в битвах воины войдут в мой личный гвардейский полк.
— Тебе, шаман,— в голосе юного царевича зазвучало почтение,— я предлагаю стать Верховным жрецом Уту вместо проклятого Заркума, которого я скормлю волкам.
Йолчи поклонился Таргитаю и, пряча улыбку в глубине проницательных глаз, вежливо сказал:
— Я подумаю, о величайший, осмелиться ли мне занять этот высокий пост.
— На твое усмотрение, почтеннейший,— молвил Таргитай и наконец повернулся к Конану.
Лицо его по-прежнему оставалось каменным,— как и подобает принцу, собирающемуся отвоевывать трон, но в глазах светились восхищение и признательность. Однако через миг и взгляд его сделался деловым и суровым. Таргитай поднял руку и выкрикнул, обращаясь к воинам:
— Вы видите перед собой человека, пришедшего из страны ваших западных сородичей! Он великий воин, и я обязан ему жизнью. Вам надлежит подчиняться его приказам, как моим собственным! С этого дня Конан из Киммерии командует нашей армией
Дикий рев голосов приветствовал нового командира. Конан кивнул головой в ответ и жестом остановил ликующие возгласы, тем самым очень естественно приняв бразды правления повстанческим войском.
«Я был капитаном в армии Илдиза, капитаном на пиратских судах. Был ли я полководцем? Пожалуй, был,— ухмыльнулся про себя Конан,— и тоже руководил восставшим народом. Славно я провел тогда времечко в Зингаре! Как, интересно, поживает кордавское жулье в Преисподней?.. И вот я вновь во главе войска. Можешь поздравить себя, Конан-полководец!»
Однако тут же Конану пришлось почувствовать некоторые тяготы, связанные с его новым званием. Он только хотел, воспользовавшись данной ему властью, отдать распоряжения по поводу предстоящих военных действий, но шустрая Мохира, и рта не дав ему раскрыть, потащила новоиспеченного военачальника к костру Совета, где уже около десятка невесть откуда взявшихся шаманов и шаманок совершали некий таинственный обряд.
— Это обычай, позаимствованный у гирканцев,— пояснил Конану Йолчи, который вместе с Таргитаем также вынужден был участвовать в культовом действе.— Сейчас нас будут окуривать священным дымом, дабы полностью очистить души от скверны и зла перед началом великих деяний.
С устрашающими завываниями шаманы приблизились и, обступив троих соратников со всех сторон, принялись размахивать висевшими на цепях бронзовыми чашами, наполненными тлеющими углями. Едкий густой белый дым обволок уши и глаза, наполнил ноздри и рты. Конан закашлялся. Он уловил странный горьковатый аромат в запахе дыма.
«Дурман-трава!»— догадался киммериец. Ему доводилось слышать о том, как гирканцы вдыхают дым тлеющей травы, дабы общаться с богами. В голове начало шуметь. Только богов мне теперь и не хватает!..»
Конан собрал в кулак всю свою волю, сопротивляясь действию дурмана. С огромным трудом ему удалось прояснить сознание. И чтобы вновь не попасть под дымные чары, он сосредоточил свой взгляд на ярко пылающем костре Совета. Это было тем более приятно, что вокруг огня затеяли пляску невесть откуда появившиеся молодые девушки-кемерийки.