— Я держусь, Конан,— отвечал Таргитай, весь белый от ненависти.— Просто мне стало страшно. Потому что на месте наага, рядом с Нэркес, я увидел себя. Пусть я умру, но я до конца буду возносить благодарственные молитвы Тенгри и Папаю за то, что узрел истинный облик этой гадюки!
— Давай, двойник, пофевевивайфя!— Шепелявый, гнусно хихикнув, подтолкнул Таргитая вперед древком алебарды.
— Стой!— раздался голос Конана.— Первым туда пойду я!
— Э, нет!— прогнусавил Шепелявый.— Ево Вевифефтво укажал — фнафала кажнить двойника, а пвоквятый демон пофмотрит на ево муфения!
— Пусть его казнят первым!— неожиданно раздался звонкий голосок Нэркес.— Таково мое желание! А дерзкому двойнику я дарую величайшую милость! Пусть свадьба наша состоится согласно древнему обряду — на глазах у всего двора! Прямо здесь я соединюсь с моим обожаемым государем, а все присутствующие на этой священной церемонин пусть возлягут с красивейшими из дев! И тогда Заркум принесет благодарственную жертву Уту. А двойник будет смотреть на это действо. Он так жаждал обладать моим телом — так пусть насладится этим зрелищем перед смертью!
— Отличная мысль!— воскликнул Кахха.— Да будет так!
Толпа царедворцев разразилась новой волной ликования, и их восторг усилился, когда множество обнаженных стройных девушек выбежала к ним. Не теряя времени, они бросались в объятия мужчин. То же самое проделала и Нэркес. При виде того, как его суженая похотливо обвила руками поджарый торс змея, Таргитай сплюнул и смачно выругался. Он понял задумку Нэркес — лучшего способа поизмываться над ним перед смертью она и измыслить не могла.
Он отвернулся. Конан ободряюще кивнул ему.
— Прощай, друг!— воскликнул Таргитай. Слезы блеснули у него на глазах.
Киммериец уже стоял на выехавшей наружу площадке, с которой предусмотрительно смели прах сгоревшего юноши. Светлая улыбка озарила его лицо.
— Я не прощаюсь с тобой, Таргитай!— ответил он спокойно.— Встретимся в чертогах Крома! Я не сомневаюсь, что ты тоже попадешь туда!
Площадка поехала вниз.
... Нэркес сладостно стонала, извиваясь под неутомимым Змеем. Давно она не испытывала такого наслаждения. Нааг был любовником, чьи возможности далеко превосходили человеческие, да к тому же на нее сейчас глядел и страдал этот сопляк Таргитай. А скоро предсмертные вопли Конана доведут ее до экстаза! Конечно, жаль этого мускулистого варвара — он был бы так хорош в постели. Но невелика потеря — скоро она станет королевой Сакалибы и уж тогда найдет себе тысячи неутомимых варваров-рабов, которые смогут удовлетворить ее ненасытную похоть...
Смертоносный колпак захлопнулся над головой Конана. Он увидел, как Шепелявый глумливо помахал ему рукой. Сверху слышались стоны, чмоканье, сопенье и прочие отвратительные звуки бесстыжей оргии. Затем невидимый хор завел свой заупокойный гимн, и луч солнца вновь упал на стекло. Зайчик заплясал на темени Конана. Такой на вид безобидный, резвящийся...
Конан напряг мышцы, силясь порвать путы. Жилы вздулись у него на лбу, лицо побагровело, и веревки, наконец, лопнули. Конан удовлетворенно хмыкнул: даже длительный пост и сидение в каменном мешке не смогли подорвать его титаническую силу.
Подняв руки вверх, варвар попытался высадить стекло, но это оказалось совсем не просто — оно было надежно укреплено с наружной стороны. Тогда он начал с силой бить кулаком в гладкую поверхность стекла, стараясь разбить его. Но разбил лишь костяшки пальцев. Спасения не было. Похоже, старуха-смерть, на этот раз решила серьезно взяться за киммерийца, так долго ускользавшего от ее крепких объятий.
Внезапно Конан почувствовал давно забытое, но ни с чем не сравнимое ощущение в кончиках пальцев. Луч солнца коснулся его лица, и вдруг синеватые искорки вспыхнули на его ладонях.
— О, Митра!— воскликнул Конан удивленно. Солнечное оружие вернулось к нему — сомнений не было! Луч из врага превратился в друга!
С победным рычанием киммериец поднял руки — и его ладони превратились в живую чашу, в которой завихрился, потрескивая, сине-фиолетовый огненный шар. Разящая молния сорвалась с его рук и устремилась вверх. Сноп солнечного огня коснулся смертоносного стекла — и оно попросту растаяло, не выдержав обжигающего жара Митры.
Схватившись руками за края ямы, Конан подтянулся и в мгновение ока очутился наверху. Его нападение стало для стражников полной неожиданностью. Успев заметить краешком глаза ошеломленного Таргитая, Конан играючи вырвал меч у замахнувшегося на него Шепелявого, на тупом лице которого застыло выражение недоумения и беспредельного ужаса. С приветливой улыбкой киммериец вонзил свой меч в брюхо Шепелявого и извлек обратно, таща за собой кровавые петли кишок.
— Прощай, красавчик! Ты уж смотри, перед Нергалом постарайся не шепелявить!— весело прокричал Конан.— И не переживай. Раз уж ты занял мое место на Серых Равнинах — так и быть, я вместо тебя доберусь до сокровищ грифов!
Конан отпихнул обмякшее грузное тело на подскочивших к нему стражников и, пронзив мечом самого ретивого, подскочил к Таргитаю и одним взмахом окровавленного меча взрезал его путы.
— Чего встал!— гаркнул он на сбитого с толку правителя.— Давай, дерись!
Это возымело действие. Таргитай, дико взревев, столкнул лбами двух навалившихся на него солдат и, выхватив алебарду у одного из них, разрубил третьего, подбежавшего на подмогу, почти пополам,
Искорки опять вспыхнули у пальцев Конана, и он играючи послал молнию в бегущего к ним со всех ног дюжего воина, с головы до ног закованного в агадейские латы.
Раздался звериный вопль, и труп со сквозной дырой, выжженной в доспехах и плоти, упал навзничь.
Визг и вопли ужаса раздались с трибун. Голые, встрепанные царедворцы и их подружки, обнаружив, что внизу идет отчаянная схватка, в панике кинулись к выходу из храма.
— Все вон отсюда, немедленно!— неожиданно раздался резкий голос Заркума, перекрывший несусветный шум. В его голосе явственно слышался страх.— Он владеет молниями Уту! Нет нам спасения! Бегите все!
— Спокойно!— Кахха был как всегда хладнокровен.— Найдем и на него управу! Играть с огнем опасно — и скоро он это узнает!
Рыча, Конан обернулся на ненавистный голос, поднимая ладони и готовясь поразить нелюдя солнечным оружием.
Но ни Каххи, ни Нэркес, ни Заркума уже не было в храме. До него не сразу дошло, что зал вдруг резко опустел — не только царедворцы покинули его, но и стражники бежали, повинуясь команде наага. Конан и Таргитай, неожиданно для себя, остались одни. Киммериец в пылу битвы погнался за последними вояками, отчаянно удиравшими наверх, но они успели улизнуть. Окованная железом и бронзой тяжелая дверь захлопнулась перед самым носом варвара.
Все попытки друзей выбраться наружу окончились неудачей. Из-за дверей послышался издевательский хохот наага.
— О судьбы не уйдешь, киммериец!— крикнул он,— Видно, все же предначертано тебе найти конец в этом храме!
— Захлопни свою поганую пасть...— Как бы то ни было — а сила пока что была на стороне наага.
Киммериец попытался прожечь дверь молнией, но магия почему-то не возымела действия.
— Выбраться тебе не удастся, Конан!— вновь раздался насмешливый голос Каххи.— Древние жрецы Эрлика и Уту были людьми предусмотрительными, и против их охранных чар бессильны молнии твоего жалкого божка!
Кахха замолчал, и в наступившей тишине стал различим едва слышный свист. Киммериец и юный правитель, встревожившись, начали исследовать зал в поисках источника странных звуков. И, наконец, выяснилось, что свист раздается из ямы, которая едва не стала погребальным костром Конана и Таргитая.
— Сет и Нергал!— выругался варвар, неожиданно закашлявшись.
Он догадался, что вызывало свист. Храм, где их заточили, постепенно наполнялся удушливым газом. По всей видимости, яма для сжигания жертв была соединена с трубой, питавшей газом находящийся наверху Светоч Уту.
Становилось трудно дышать. Таргитай и Конан держались руиами ва грува, рееьедммую вдсвитей смесью, приступы жестокого кашля сотрясали их, на глаза наворачивались слезы. Весь зал постепенно наполнялся голубоватым, почти не различимым для глаз, газом.