Дикий крик боли многократным эхом отозвался в пиках Рипейских гор. Казавшийся неуязвимым демон пошатнулся. В его спине зияла огромная рваная рана, из которой хлестал отвратительный, зловонный ихор. Но Контрагор был еще жив. Он повернулся и медленно пошел на киммерийца.
Конан пустил новую молнию, и она навсегда потушила кровавый свет пяти алчных глазищ твари и заодно снесла ему пол-башки. Жалобно завывая, Кантрагор вертелся волчком на одном месте и истекал зеленоватой жижей, вместе с которой as его несуразного тела выходила жизнь. А охваченный азартом киммериец посылал все новые и новые молнии в издыхающую тварь, пока на ее месте не осталась дымиться кучка пепла.
Конан издал возглас ликования и, повернувшись в сторону Аргаима, торжествуще прокричал:
— Ну, что, надрал я задницу твоему демону, a?
— Как хорошо, что демон не умеет просить пощады!— промолвил Йолчи, снисходительно поглядывая на веселящегося киммерийца.
— Ты-то уж помолчал бы!— огрызнулся Конан, понемногу приходя в себя.— Подставил меня этому вонючему варану, а теперь смеется!
— Ну, не сердись, Конан, не сердись!— Йолчи похлопал его по могучему плечу.— Надеюсь, ты не будешь на меня в обиде, если узнаешь, что Оружие Митры вернулось к тебе только благодаря моей ... хм, если так можно выразиться, протекции.
— Что-что?— Конан в недоумении поглядел на Йолчи.
— Именно так, мой горячий варвар! Бог Солнца Уту, он же Митра, он же Pa, и так далее, был очень сердит на тебя. Я с большим трудом убедил его вернуть тебе власть над молниями. В конце концов, он сдался, но серьезно предупредил, что не собирается во второй раз возвращать тебе рассудок. Мне пришлось за тебя поручиться.
— Так вот оно что!— протянул Конан. Он пристально поглядел на посмеивающегося кудесника.— Кто ты, Йолчи?— тихо спросил он.— Бог? Дух?
— Да нет, Конан,— ответил Йолчи, продолжая улыбаться,— я и не бог и не дух, хотя, пожалуй, ближе к последнему. Мне трудно объяснить тебе, кто я такой на самом деле. Придет время — и вы все узнаете, юноши! А пока считайте меня духовным наставником молодых героев, сражающихся с силами Зла. Можете называть меня Учителем, если это вас не обидит.
— Учитель?— переспросил Таргитай.— Так ты такой же, как Тан У?
Йолчи ласково посмотрел на юношу и кивнул.
— Ты можешь считать меня подобным ему, мой мальчик! Твой Учитель безвременно покинул тебя, но я пришел заменить его!
— Так вот почему ты мне его так сильно напоминаешь?— спросил Таргитай.
— Должно быть, так. Все Учителя похожи друг на друга. Не так ли, Конан? Ведь в твоей жизни тоже был Учитель?
— Да,— кивнул киммериец и помрачнел.— Он помог мне стать слугой Митры. К сожалению, я не оправдал его доверия.
— Не казни себя за это!— мягко сказал Йолчи.— И не сомневайся — мое доверие ты оправдаешь!
Процессия из трех человек — старец в одежде из лоскутков, увешанной всевозможными амулетами, и два высоких, молодых мужчины — двигалась по едва заметной тропе. Это была древняя потаенная тропа — так называемая дорога Пегого Быка, по которой поколения отчаянных смельчаков пробирались в загадочную Страну Аримаспов. Тропинка петляла меж могучих стволов вековых елей — вершины которых, как мачты, уходили в серое облачное небо, а корни намертво вросли в склоны древних кряжей — и меж белоснежных берез, кроны которых уже позолотила ранняя северная осень.
Древняя тропа, ведущая к сказочным богатствам, была абсолютно безлюдной. Иногда Конану удавалось подстрелить. неосторожную косулю или зазевавшегося зайца, который, обнаглев, выскакивал перед самым носом. Тут же, не отходя от тропы, служившей странникам путеводной нитью, они свежевали добычу, разводили костер, готовили и ели пищу, а затем отдыхали. Ночи были холодные, и к утру брови и ресницы Конана и Таргитая покрывались инеем, а роскошная седая борода Йолчи превращалась в сосульку.
Край был дик, суров и красив — особенной северной красотой. Нависавшие над тропой могучие ели и сосны, казалось, нашептывали древние саги о могучих богатырях, чьи могилы путники встречали на перевалах, о неведомых существах, таящихся в дебрях леса, о первобытных охотниках, крадущихся в глухой чащобе, сжимая в руках каменные топоры... Однажды Конану почудилось, что в локтях ста пятидесяти от них на тропе стоит обросший человек в звериных шкурах с копьем в руках и пристально смотрит на путешественников. Однако не успел Конан моргнуть, как дикарь исчез — будто растворился в воздухе. Недоумевая, киммериец оглянулся на спутников и по их напряженным лицам сразу понял, что это был не мираж.
Больше им дикари не встречались, но с того случая руки Конана и Таргитая все время лежали на рукоятях мечей — они постоянно чувствовали, что из дебрей за ними следят маленькие, свирепые глазки.
— Копыта Нергала!— вполголоса ругался Конан, окидывая зорким взглядом замершие в тревожном молчании окрестности.— Эти лесовики хуже пиктов! Те бы уже давно с воплями выпрыгнули на нас из-за деревьев! А эти, видно, хотят взять нас измором!
— Жители тайги не тронут нас,— заверил друзей Йолчи,— им не впервой встречать на своих землях пришельцев с юга. Местные дикари стараются не показываться на глаза, их пугает все, что лежит за пределами этих дремучих лесов. Хотя в бою они бывают свирепы. И уж если отряды работорговцев из Страны Городов находят их таежные становища — дикари защищают свою свободу с яростью волков.
— Что ж, их можно понять!— заметил Конан.— Набеги работорговцев — главная беда всех северных варваров. Клянусь Кромом, на свете нет ничего хуже рабства! Разве только — колдовство.
— А по мне — все едино!— отозвался Таргитай.— Я рос в Кхитае и всего этого насмотрелся досыта! Нет рабства более жестокого, чем в Кхитае, и нет более злобных колдунов, чем маги Алого Кольца! Но больше всего я не люблю в кхитайцах — надменность. Жители Яшмового Государства свято верят в то, что лишь они — настоящие люди. Остальные для них грубые варвары, животные, годные лишь на то, чтобы сидеть в неволе у настоящих людей или же платить им дань.
— Жизнь всем воздает по заслугам,— заметил Йолчи.— В истории были случаи, когда варвары заставляли надменных и напыщенных горожан платить дань. Не за горами тот день, когда на Священный Нефритовый Престол взойдет грубый и свирепый дикарь, который попрет все устои «незыблемого» Срединного Государства ногами, обутыми в сапоги из невыделанной бычьей кожи. А кичливым кхитайцам, как последним рабам, придется пасти на своих рисовых полях табуны косматых лошадей невежественных пришельцев. Да и аколитам Алого Кольца недолго осталось держать в страхе весь Восток. Найдется и на них управа,— загадочно молвил Йолчи и почему-то взглянул на Конана. Глаза его сияли живым солнечным светом.— И такое будет случаться всякий раз, когда жители цивилизованных стран слишком пресытятся, ослабнут в бесчисленных оргиях и захлебнутся в своей дикой бесмысленной жестокости по отношению к другим людям, которых они держат за скотов! Такова высшая справедливость! Раззолоченные тирании рухнут под копытами варварских коней, но через какое-то время появятся вновь и будут царить, пока разжиревших завоевателей не повергнут в прах новые орды — более сильные, дикие и голодные. Колесо истории не остановить, но ступицы его всякий раз возвращаются на прежнее место. Ничто не ново на этом свете, ничто!
— Не знаю, как другие страны, но вот Кхитай точно заслужил такую участь!— горячо воскликнул юноша.— Слишком уж бесчеловечны его законы. И их слишком много! Слишком много чиновников, которые указывают, как есть, как пить, как спать, как заниматься любовью и рожать детей, как сеять рис и как его собирать, во что одеваться, какие петь песни... Вдобавок ко всему, им еще надо платить за каждый шаг. Едешь в другой город — плати за отпускное свидетельство, за свидетельство об уплате налогов, за подорожное свидетельство и за свидетельство о въезде! Женишься — плати налог за свадьбу, налог за первую брачную ночь, за свидетельство о вводе в семью нового человека! Ну, и так далее! Вздохнуть нельзя свободно! А не уплатишь все эти поборы в установленный срок — плати штраф, да еще и бамбуковыми палками по пяткам угостят! А потом еще придется давать взятку чиновнику, чтобы он разрешил уплатить налоги во внеурочное время! Иначе — в долговую яму! А ведь есть еще и налоги в казну Императора, в казну монастырей и храмов! Потому-то крестьяне в Поднебесной и шатаются как былинки на ветру! А случись война — сколько семей по миру пойдут! Родители собственноручно продают маленьких девочек и мальчиков в публичные дома, чтобы дети не умерли с голоду! Нет, что ни говори, в моем государстве — все не так, Здесь больше свободы! Здесь почти так же, как в Великой Гирканской степи, где все люди — вольные как ветер! Хорошая здесь страна!