Так вчера думала леди Лантиль, совсем выбросив из головы всё странное и тревожащее. Её больше беспокоило произошедшее на недавнем балу, где Их Величествам представляли волнующихся дебютанток, в этом году отпраздновавших своё восемнадцатилетие. Среди юных прелестниц в нежных девичьих нарядах, декорированных лишь цветами и лентами, была и наша героиня. Переживания девиц касались лишь сомнений в правильности подобранного наряда, уместности тех или иных украшений в в прическе, боязни оступиться, показаться неуклюжей, когда их подведут поближе к королю с королевой. К счастью, принц по малолетству балов не посещал и дебютанток не смущал.
Гордые старшие родственники с улыбками присматривали за маленьким цветничком, ещё по-детски непосредственным, но уже проявлявшим все положенные настоящим леди качества, к коим относились грация, тихие и мелодичные голоса, а самое важное — умение вовремя помолчать. За Лантиль наблюдал её дядя, оставшийся несколько лет назад единственным родственником и опекуном девушки.
Лойр Олвенус Мардинс не мог похвастаться своим высоким происхождением, о чём красноречиво свидетельствовало его имя. Окончание “—ус” использовало лишь низшее дворянство — лойры. У лордов в ходу были более звучные имена, заканчивавшиеся на “-енд”. Он и на придворный бал попал лишь благодаря родству с леди Лантиль Кастильс, хотя, будем честны, не очень-то туда и рвался. Милый и добрый старый холостяк старался держаться подальше от высокого общества и суеты, но души не чаял в единственной племяннице, с любовью называя её Тиль и представляя собой пример редкого явления — добросовестный опекун, что не пытается запустить загребущие руки в солидное наследство своей подопечной.
Вернёмся всё же к недавним тревогам юной леди, которой пришлось пережить ещё и известие о скорой свадьбе. Об этом во всеуслышание заявил сам монарх, выступая от лица будущего супруга леди. Лорд Арвендус Ферос отсутствовал по весьма уважительной причине: сдерживал со своим войском очередной натиск беспокойных соседей с юга. То, что ни жених, ни невеста до последнего момента совершенно не планировали связывать себя с кем бы то ни было, да и вовсе не были знакомы, короля волновало мало. Чем руководствовался его величество, когда затеял своё сватовство, подданным было неизвестно, но разумные поступки, сопровождавшие до сих пор его правление, не давали повода усомниться в монаршей воле.
И вот взволнованная девушка уже второй день то допытывалась у своей камеристки Уллы, то у нянюшки Вивеки, что обычно ждёт новобрачную, но те лишь смущенно хмыкали. В книгах о том упоминалось весьма туманно, модные романы, те, что продавались открыто, изобиловали странными терминами вроде “кинжалов любви”, “орудий страсти” и тому подобными нелепостями, к которым прилагались ещё и какие-то ножны.
Только почему герои не могли аккуратно уложить свои кинжалы, а вместо этого постоянно вонзали их в многострадальные ножны, Тиль понять не могла. Её личная служанка Улла, чьи родственники испокон веку готовили девочек так же, как и сыновей, иногда показывала госпоже своё мастерство владения ножом, метко поражая нарисованные на парковых деревьях фигуры. Она всегда очень бережно относилась к оружию, заботливо протирала его каждый вечер и почти нежно укладывала в простые, но удобные ножны, что прятались в складках её платья.
Возможно, именно тема воинственных и острых предметов, занимавшая мысли Ланиль почти весь день, снова навеяла вчерашний сон. На этот раз к чёрно-белой гамме добавилась ещё одна краска, да и детали уже не настолько терялись в тумане.
Посреди их парадной гостиной гоготала толпа вооруженных мужчин. Девушка смотрела на всё, будто стоя у распахнутых настежь дверей, почти снесенных с петель и демонстрирующих следы ударов чем-то тяжелым, а возможно и острым. А между ней и той толпой взгляд притягивали две неподвижные фигуры на полу. Такая узнаваемая и пухлая спина Вивеки, её неизменный чепец, скрывающий каштановые волосы с седыми прядками — всё это не оставляло сомнений по поводу личности лежащей ничком женщины. В мужчине Тиль безошибочно признала дядю, тем более, что он упал плашмя, лицом вверх. Заострившиеся черты не давали ни малейшей надежды на то, что опекун ещё жив. К тому же, рядом с обоими мертвецами влажно блестели две красные лужи, уже темнеющие по краям. Это и было новой краской в страшном чёрном сне.