Решив не откладывать визит в долгий ящик, Тиль засобиралась сразу после обеда, раньше её не пустила нянюшка, начав сокрушаться по поводу ужасной худобы бедной девочки, которую совсем задёргали и лишили аппетита. Пришлось продемонстрировать этот якобы утерянный аппетит и ехать в самое жаркое время, когда от палящего солнца не спасают и кружевные зонтики, и лёгкие наряды.
Улла привычно осталась ждать на улице у экипажа, а юная леди шагнула в царство шёлка и кружев. Но не успела она зайти, как подбежала одна из работниц и потянула Тиль куда-то за неприметную дверь, ведущую в небольшую кухню, имеющую отдельный выход в узкий переулок с противоположной стороны здания.
— Вас ждёт подруга, у неё какая-то беда случилась! — сказала швея, подталкивая удивлённую Лантиль к экипажу с поднятым верхом, что по нынешней погоде было странно.
К счастью, в этот момент из ландо выглянула Морвениса, и сомнения Тиль стихли.
— Что случилось? Что-то с вашим братом? — обеспокоенно спросила она, позволив усадить себя рядом с приятельницей.
— Да, нужно как можно скорее отправиться к нему, — ответила та и отдала распоряжение вознице.
Экипаж с трудом протискивался какими-то узкими улочками, что снова напрягло Лантиль. Но Мори, почувствовав настроение девушки, начала что-то тараторить про то, как её брат с нетерпением ждёт встречи, как они оба соскучились, как несправедливо были лишены такого приятного общества… В общем, за дорогой следить не получилось, ведь приходилось смотреть в лицо собеседницы, поток слов которой не заканчивался довольно долго.
Судя по всему, выехали куда-то на окраину, где Тиль раньше не бывала. Аккуратные домики были чуть больше тех, что она видела по дороге на озера, но по сравнению с привычным ей с рождения поместьем казались тесными и вряд ли подходящими даже для лойра.
— Мы тут временно, — правильно истолковала взгляд подруги Морвениса. — Пришлось скрываться от королевского сыска…
— Но почему? — перебила её Тиль. — Зачем?
— Ах, нам так и не поверили, что ты сама решила сбежать от жениха. Даже то, что никто из нас с тобой не поехал тогда, не помогло избежать обвинений.
— Но к чему этот странный способ встретиться со мной сегодня?
— А как ещё? К тебе не пускают, — Мори тянула девушку в дом. — Хотя бы чаю с нами попьешь, поговорим спокойно, а потом отвезу тебя обратно, никто и не узнает.
Лантиль позволила увести себя от экипажа, ведь в дружеской беседе нет ничего страшного… Только вдруг поняла, что за последние две недели, даже больше, она почти не вспоминала о приятельнице. И совершенно не понимала, о чём с ней разговаривать. Вся прежняя их болтовня показалась пустой и ненужной. Мелькнула мысль, что она просто не умеет дружить, не было возможности научиться этому в детстве, а теперь уж поздно. И стало немного стыдно перед Морвенисой за свою неспособность поддерживать эти отношения, ведь та явно надеялась на более душевный приём.
Брат подруги был бледен и непривычно серьёзен, других признаков его болезни Тиль не заметила. Он даже ухаживал за ней без прежнего пыла, не усеивая свою речь цветистыми комплиментами и не цитируя стихов модных поэтов. Беседа не складывалась, несмотря на все усилия Мори, привычно щебетавшей и подливавшей всем чай.
Решив, что пора бы и заканчивать затянувшийся тайный визит, Лантиль попыталась встать с кресла, но в голове зашумело, ноги не удержали, и она почти рухнула обратно на сиденье, удивляясь собственной слабости. Веки девушки отяжелели, хотелось позвать на помощь, но язык не слушался. Даже охвативший Тиль ужас не помог справиться со странным состоянием, которое лишь усиливалось, вскоре погрузив её в сонное оцепенение.
Первым вернулся слух — в соседней комнате кто-то вполголоса разговаривал, но сперва не получалось разобрать слов. Следом накатило неприятное чувство покалывания во всем теле, особенно там, где оно соприкасалось с постелью. Онемевшими руками удалось аккуратно ощупать покрывало, оценить размер узкого ложа. А потом Тиль осторожно приоткрыла глаза.
Если она осталась в том же домике, куда её привезла Морвениса, то помещение было иным, её перенесли в малюсенькую комнатушку, похожую на спальню Уллы, где места хватало лишь для кровати, столика у окна и небольшого шкафа в углу. Захотелось вдруг, чтобы это и вправду оказалась комната Уллы, чтобы выяснилось, что она просто сомлела от жары в экипаже, везущем её к модистке, а потому пришлось вернуться домой… Но дома её отнесли бы в собственные покои. Это соображение и явные отличия в обстановке, знакомой с детства, заставили сердце похолодеть от неприятных предчувствий.