— Сапог нашел. С оторванной подошвой, — отчитался я.
— Резиновый или кожаный?
— Резина кажется. Ещё дырки в нескольких местах.
— Кидай рядом со мной.
— Хорошо. Здесь туго с деревом и прочим, что вы озвучили.
— Никто не говорил, что будет легко.
— Ясно.
— Вода, мазь и перевязка — всё стоит тридцать монет. Ты наверняка захочешь есть и пить, а цены на пайки сам знаешь какие. Ведь знаешь? Чтобы расплатиться, тебе потребуется несколько дней. Возможно — много дней. Так что старайся лучше, парень.
Сказано это было скрипучим, донельзя неприятным голосом. И подкреплено наведенным на меня оружием. Старуха опасается, что я взбунтуюсь и брошусь на неё?
— Как скажете, — ответил я мирно, — Не то, чтобы мне это нравится, но я выплачу свой долг. Нашел кусок дерева.
— Кидай ко мне, а сам ищи дальше, — только и сказала она.
Так прошел следующий час. Я копался в мусоре, находил что-то ценное, кидал ей. Часть она выбрасывала обратно, часть бросала себе за спину в коридор. Это не пыльная, если сравнивать с очисткой дерьма, работенка измотала меня так, что я едва держался на ногах. О чем прямо и сказал.
— Простите, но я больше не могу работать. Силы кончились. Да и нечего тут больше проверять.
— Хорошо, — ответила она, к чему-то прислушавшись, — Всё то, что добыл — отнеси к двери. Можешь спать там же, где очнулся. Паёк я тебе выдам и дам напиться. — она развернулась и пошла в темноту, но замерла и повернулась ко мне, — Знай, парень. Сам ты отсюда не выберешься. Здесь безопасная зона, но дальше легко нарваться на мясодеров или кого похуже. Можешь попытаться убить меня и завладеть запасами, но не думай, что у тебя это легко получится. Если сбежишь и выживешь, то знай, у меня хватает друзей в городе, тебя найдут.
— Я не собираюсь сбегать или причинять вам вред.
— Это-то и странно. Либо ты врешь, либо я разучилась слышать людей.
Слово «слышать» в её устал прозвучало как-то особенно. Не так, как его произносят зрячие люди. В этот раз старуха больше не оборачивалась, уйдя в темноту. Я же принялся таскать то, что насобирал.
Уже когда уходил, сзади раздался чудовищный скрежет. Я обернулся и увидел, как заработал механизм. Стены сдвинулись, смяли то, что остались, а потом стена раскрылась и... Оттуда донесся жар, а машины города жадно запихали хлам к себе в утробу. Я покрылся ледяным потом, осознав, какой участи чудом избежал. Зато нашелся ответ, почему хлам не копится. Его походу время от времени трамбуют и сжигают.
***
Когда живешь под землей и у тебя нет часов, то легко потерять счёт времени. Ты не знаешь, когда день, а когда ночь. Не знаешь, во сколько проснулся и когда пора ложиться спать. Единственное, на что можно ориентироваться, это собственные ощущения и то, как ведут себя люди.
Так, живя в капсуле, я понимал, что наступила ночь, когда основная масса людей пропадала с кольцевой, а магазины закрывались. Но это не означало, что наверху царит ночь. Это всего лишь ритм конкретно этой улицы.
Здесь же, в пустой комнате, которая даже комнатой не являлась, а скорее тамбуром перед местом, где жила старуха, отсутствовали люди, которые могли бы мне указать, сколько времени. Да и ощущениям ноль доверия, потому что в моём состояние я мог проспать как неделю, так и пару часов.
На все эти мысли у меня ушло минут десять, не меньше. А может две или час. Светильник на стене горел с той же силой, что и в прошлый раз. Ничего не изменилось. Когда я затащил всё найденное к двери старухи, та забрала груз и сказала напоследок:
— Как очнешься, иди собирать ценное дальше. Иногда попадаются интересные вещички. Вдруг тебе повезет.
После этого она захлопнула дверь, лязгнул засов и я остался один, держа в руках паёк. Он был безвкусным, но с каким же удовольствием и жадностью я его съел, запив водой из бутылки, что выдала старуха.
Делать было нечего, чувствовал я себя плохо, поэтому отправился спать. А когда проснулся и убедился, что могу шевелиться, то отправился вниз, мотивируя себя мыслью: кто не работает, тот не ест. А ещё погибает мучительной смертью в темных коридорах.
Брести по темным мрачным коридорам было... привычно жутковато. Настолько привычно, что я не обращал на это внимание. Мозг любезно нашептал, что это ещё один тревожный сигнал — эмоции притупились, но это не значит, что злобы внутрь меня не проникла. Наоборот, её настолько много и она порождает настолько интенсивные переживания, что нервная система не справляется и мозг решает обрубить чувствительность. Удивительная эта штука — мозг. Мысли подкидывает, чувствительность притупляет... При этом я ощущал, с каким трудом он работает. Мне не хватало сил, здоровья, питательных веществ, отдыха... Или нехватка сил и отсутствие отдыха — это одинаковые пункты?