— А? — вздрогнул я, погрузившись во внутренние процессы и используя остатки дня на тренировку.
— Почему тот раб злости ударил тебя?
Я скосил глаза на парня и разглядел его лицо. На дне глаз плескался страх, граничащий с апатией. Умей я видеть сквозь время, то узрел бы, как попадая сюда, человека поглощает общий эмоциональный фон. Единственный, кто держался — старший. Но, думается, мне, делал он это из-за ответственности, лежащей на нем, что тоже его подтачивало. А может и нет, по его словам он этим занимается два года, так что откуда мне знать, насколько он крепкий внутри? Вдруг неделя тяжелая выдалась и вскоре он распрямится, найдет в себе силы.
Но Майки был из другого теста. Я не видел в нем грубости, что легко читалась у других парней, пришедших из пустошей. Скорее он отдаленно напоминал ребенка Эдема. С умным взглядом, вежливостью и... Абсолютной непригодностью для жизни в этом суровом мире.
— Потому что чувствует вину за содеянное, — ответил я честно. Так, как понимал происходящее.
— А что он сделал? — последовал вопрос после минуты молчания, когда Майки переваривал сказанное.
— Когда прорвало трубу и мы расчищали дерьмо, он решил надо мной поиздеваться. В итоге я упал в канаву и меня утащил поток воды. За это он и чувствует вину, как мне кажется.
— Думаешь, такой, как он, способен раскаиваться?
— Думаю, что раскаяние и вина, отправленная злобой — совсем разные эмоции.
При упоминание злобы Майки отчетливо вздрогнул. Единственный источник света доносился с кольцевой улицы. Тень скрывала лицо парня, не давая разглядеть детали. Но мне они и не нужны, чтобы видеть, как страх и апатия медленно оплетают его. Сколько он здесь? Неделю? А сколько нужно времени, чтобы потерять себя? Я и сам чувствовал, как эти темные энергии заполняют меня, но пока держался за счет практик. Если совсем прижмет, отойду куда-нибудь и солью злобу в монеты.
— Что будешь дальше? — совсем тихо спросил Майки. Это был шепот человека, близкого к отчаянию.
— Зачем ты пришел в город? — спросил я вместо ответа.
— Как зачем? Другого выбора не было.
— А где ты жил до этого?
— В пустошах, как и все. В одном небольшом поселение.
— Почему не остался там?
— Как это? — теперь его голос наполнился удивлением, — Рейдеры собирают оброк, забирая детей.
Что он сейчас сказал? Забирают детей? Я не ослышался?
— Оброк? То есть тебя отдали свои же?
— Ну да, — недоуменно прошептал он.
— Зачем?
— Я не понимаю тебя, — покачал он медленно головой.
— Рейдеры — это кто?
— Как, ты не знаешь? — впервые удивления было больше, чем страха и апатии.
Его голос наполнился звоном, что прозвучало как кощунство в этом царстве безнадеги. Кто-то из близлежащих людей повернулся, вслушиваясь в наш разговор.
— Я прибыл издалека, всего ничего тут. Так что да, не знаю. Кто такие рейдеры?
— Доблестные воины города, кто же ещё, — ответил он, озвучивая очевидную для него истину.
— Бандиты и грабители обыкновенные, — раздался рядом ворчливый, недовольный голос.
Я повернулся на звук, пытаясь разобрать, кто это сказал.
— Они нас защищают! — возмутился Майки.
— А ещё собирают дань, грабят, насилуют девушек, отбирают детей. — чужой голос наполнился холодом.
— Но... — Майки растерялся и не знал, что сказать.
Я наконец-то рассмотрел в темноте, кто говорил. Видел уже этого мужчину, не подростка. Ему лет тридцать, как мне показалось. Он был тут ещё в первый раз, когда я пришел.
— Как тебя зовут? — обратился я к нему.
— А это имеет значение, новичок? — последнее слово прозвучало язвительно.
— Хочу знать, с кем говорю.
— Зови меня Карл, — последовал ответ, когда тишина стала невыносимой. — Майкл молод и не понимает реалий жизни.
— А ты понимаешь? Расскажешь? Почему рейдеры забирают детей?
Хорошо, что Майки захотел поговорить. Но я бы хотел услышать разные точки зрения и почему-то мне кажется, что идеалистическая картина парня не так точна, как циничная у Карла.
— Ты и правда ничего не знаешь о пустошах и городе? — недоверчиво проговорил Карл.
— По всей видимости нет, — вздохнул я напоказ.
— Ну тогда слушай. Хотя бы немного скрасим разговором уныние наших вечеров, — в темноте раздалась усмешка и она была ещё непривычнее в царстве меланхолии, чем всё остальное, — Как город устроен, хотя бы знаешь?
— Есть сердцевина, в которой по слухам жизнь лучше, но нам туда доступа нет. Мы живем на кольцевой, что опоясывает нижнюю частью города.
— Верно, — Карл привстал, пододвинулся к нам и скрестил ноги под собой, — Но это малая часть. Городу надо что-то есть, да и другие ресурсы ему нужны. Ближайшие километры вокруг гор занимают так называемые поселения. Там хватает людей, которые занимаются одним делом — обеспечивают едой основной город. Видел это место?
— Нет, — покачала я головой, хотя в темноте это глупо.
— Ну а ты, парень? — обратил он к Майки.
— Знаю, что так, — ответил тот мрачно.
— Плохо там. Тяжелый труд на открытом пространстве. В любой момент тебя могут убить и сожрать. Или поглотить злоба. Но люди как-то живут и чтобы они совсем не передохли, каста воинов их защищает. Рейдеры — это те воины, что уходят дальше пригорода.
— В пустоши?
— Да. Там тоже есть поселения. Те, кто не хочет жить по указке города. Если бы ты знал, как реально обстоят дела, понял бы, что это очень смешная шутка.
— Ничего смешного, — возмутился Майки, чем-то задетый.
— Ещё как смешная, — ответил Карл, ничуть не смеясь.
— Как реально обстоят дела? — влез я с вопросом в назревающий конфликт. Если такой в принципе может случиться у двух рабов страха, которым до агрессии, как до луны.
— В пустошах жизнь не сладка, — с затаенной грустью ответил Карл, — Я на кольцевой живу восемь лет... Не смог прорваться через лабиринт, а возвращаться мне некуда, моё поселение уничтожили.
— И часто поселения уничтожают? — было не совсем тактично лезть с вопросами в такой момент, но мне не хотелось, чтобы человек впал в ещё большее уныние.
— Да уж частенько. Но люди всё равно лезут в пустоши, потому что рядом с городом жизнь не сладка. Рейдеры же предоставляют кое-какую защиту. Но и цену дерут. В том числе забирают детей, мальчишек, чтобы засунуть их сюда.
— Но зачем? И что такое лабиринт?
— О, парень, как много ты не знаешь, — с каким-то злорадством ответил Карл, — Забирают мальчишек, потому что воинам всегда нужны новые кандидаты. Смертность то высокая.
— Но... Эм... Как это происходит?
При всём желание у меня в голове не укладывалось, как может быть связано боевое крыло с рабами страха.
— Рабы страха — это первая ступень. Здесь ты познаешь все оттенки отчаяния, неблагодарного труда и тяжелой жизни. Лабиринт — это то, куда нас всех засовывают раз в три месяца. Кто-то там прорывается, возвышается над собственными страхами и апатией. Так становятся рабами злости. Правда, нужно ещё научиться быть агрессивным, но в лабиринте это не сложно. Там царит жестокость. Ну а из рабов злости выбирают самых лучших и забирают в воинскую касту. Теперь понял?
— Понял... — заторможено ответил я, осмысливая сказанное. — Получается круговорот людей? Мальчиков забирают из поселения, если везет, они дорастут до звания воина и тоже будут забирать других мальчиков?
— Всё так, — ответил Карл. — Но большинство не доходят до этого уровня. Часть застревает в рабах страха навсегда. Часть погибает или получает серьезные травмы. Посмотри, сколько вокруг людей с протезами... Если ты ещё не понял, то они стоят больших денег. Если на тебе долг, уйти ты сам не сможешь. Мы живем впроголодь. Дальше, если не дурак, сам додумай.
— Что за разговоры у вас там?! — раздался раздраженный голос старшего, — А ну валите спать! Завтра тяжелый день!
— У нас будет работа? — спросил я у парня, что только что вернулся.
— Будет! Так что ложимся и набираемся сил, болтуны!