Собрав силы и с легким усилием воли послав по искре в каждую руку, я выпрямился и поднялся, с вызовом смотря на него. Он замахнулся, занёс свою давно проржавевшую металлическую руку, но я не дрогнул, не моргнул и он остановился, смотря на меня с удивлением.
— Почему ты меня не боишься? — голос звучал, как у младенца, который столкнулся со странным, непознаваемым феноменом, не в силах понять его. Настолько искренне, настолько невинно и по детски, что не верилось, будто этот голос принадлежит малолетнему садисту.
— Потому что ты — никто, — ответил я, давно устав сдерживать в себе гнев. — Ты считаешь себя крутым и сильным, но ты — никто. — я шагнул ему навстречу и Рик отшатнулся, с неверием таращась на меня.
В его картине мира было невозможным, чтобы раб страха говорил такие слова рабу злости.
— Никто тебя не уважает. Боятся немного, как бешеную собаку, но не уважают. Потому что ты, — указал я на него пальцем, — Падаль. То худшее, что есть в человеке.
Рик замотал головой так отчаянно, будто желал расслышать эти слова, выкинуть их из головы, чтобы вернуться в привычный мир. А я... я просто стоял и смотрел на него, с тем максимальным безразличием, что мне было доступно.
Когда парень пришел в себя, последовала ожидаемая расплата. Он попытался ударить, но я отшагнул назад и его кулак пронесся мимо. От этого парня занесло и он упал.
Повисла гнетущая тишина. Впервые за всё время упал не я, а Рик. Это нельзя назвать агрессией с моей стороны, потому что я даже не коснулся его.
Почему-то мне казалось, что он должен вскочить быстро. Наброситься на меня, избить, как-то отомстить за унижение. То, что он сочтет это унизительным — я не сомневался. Но Рик разрушил это ожидание. Вместо этого он замер на полу, полежал так пару секунд, уперся руками, как я только что делал, и поднялся... медленно.
В его взгляде я увидел приговор. Он не кричал, не угрожал и даже не попытался ударить. Вместо этого Рик ушел, что напугало меня больше, чем всё остальное. Если человек не управляет своими эмоциями, то они управляют им. Это страшно, опасно, но прогнозируемо. Если Рик смог в такой ситуации удержать себя, то... Он гораздо сильнее внутренне, чем я думал. Не просто тупое злобное животное, а практик, что стремится к возвышению. И кто знает, к чему это приведет.
Старший поймал мой взгляд. Он смотрел напряженно, со скрытым страхом, словно предупреждая, чтобы я теперь был аккуратнее в десяток раз.
***
— Ты понял, что произошло? — поймал меня Арчи на пути обратно.
— Ты про Рика? — глянул я на него.
— Да.
— Он сдержался.
— А ты понимаешь, что это значит? — в голосе, как отдаленное эхо, скрывалась тревога.
— Что он опаснее, чем есть.
— Ты опять не понимаешь, — зажмурился Арчи, словно хотел скрыться от всех неприятностей разом, — Рабы страха — это учебные пособия для рабов злости. Те, на кого безнаказанно можно выплескивать агрессию и учиться её контролировать. Ну почти безнаказанно... Но даже за убийство наказание всего лишь штраф.
— Что ты хочешь мне сказать? — уставил я на старшего, не понимая его опасений. — То, что Рик опасен я давно понял. Как и все его друзья.
Ох сколько ударов, толчков и оскорблений досталось всей группе в последние дни. Они и злиться перестали, настолько люди измотаны.
— Чем лучше он сдерживается, тем больше злости копит. Это самый опасный момент в жизни раба страха. Потому что чем больше агрессии, тем больше шансов натворить дел, когда сорвется раб злости. А он обязательно сорвется.
— Мне ждать его очередного психа?
— Это в лучшем случае. В худшем... Он обещал пойти в лабиринт. Там он тебя убьет.
— Вот так просто?
— Так просто, — кивнул старший, — В лабиринте одно правило — надо выжить любой ценой. Других правил нет.
— И я тоже могу делать, что угодно?
— Можешь. Убей Рика, если справишься, если хватит духу и ты готов пойти на этот шаг, — серьезно заявил Арчи.
Я задумался над его словами. Убить? О, да, врать не буду, я много раз представлял, как отомщу ему. Но готов ли я убить его? Нет. Каждый раз, когда я погружался в пучины ненависти к Рику, в голове звучали слова родителей.
— Убийство — тяжкий грех, сын, — говорил отец, — Если чистый маг убивает, он теряет силу.
— Да, после убийства нет пути обратно. Человек уже не будет никогда прежним, — соглашалась с ним мать.
Если даже темный маг говорила, что убийство это что-то плохое, необратимое... Не в том плане, что смерть нельзя отменить, а в том плане, что она меняет убийцу. Готов ли я через это пройти? Однозначно нет. Избить Рика — да. Хватило бы сил... А убить — это как-то слишком.
Может по тем же причинам отец не бросился на помощь матери? Он не мог убить? Я вспомнил весь наш путь. Отец сражался. Дрался с чудовищами, отгонял мутантов, справлялся с бандитами, но никогда и никого не убивал.
В отличие от матери, что без сомнений бросилась в бой... Это было её первое убийство или нет? Неприятная мысль. Очень неприятная. Я никогда не думал о маме в таком ключе.
Может ли быть такое, что если она убивала, то и я, её сын, если меня поставить в безвыходную ситуацию, убью и отберу чужую жизнь? Надеюсь, судьба будет добра и не даст мне таких испытаний.
Арчи, не дождавшись от меня никаких слов и видя, что я ушёл в себя, раздраженно махнул рукой и ушел по делам. Когда отряд отправлялся на отдых, он шёл договариваться на завтрашнюю работу.
***
Старший вернулся ни с чем. По одному его виду я понял, что работы не будет. Может и к лучшему. Посвящу день тренировке разрушения злобы.
Мои выводы подтвердились утром. Никто группу будить не стал, Арчи решил промолчать о неудаче. Но можно ли её так назвать? Ещё неделю назад я думал, что работать надо всегда, иначе останешься без еды. Но пожив здесь, столкнувшись с трудностями, изменил мнение. Иногда отдых и голодовка лучше, чем очередная бессмысленная работа. К тому же, Рику будет сложнее достать меня, пока я здесь. За всё время он ни разу не приходил в барак, поэтому тут я чувствовал себя немного защищенным.
Возможно, предложи я Арчи отправиться драить кольцевую, он бы согласился. Но я предлагать не стал. Как и другие люди не стали. Никто не хотел пахать за один паёк.
Я узнавал у старшего, что с балансом группы. На нас всех висел долг. Это ещё одна из причин, почему нельзя взять и уйти. Если долг на группе большой, то это в принципе невозможно, тебя сразу объявят преступником, стоит зайти за ту стену, через которую меня привел сюда Икар.
Если на группе долг не большой, то тебя могут отпустить. Так сказал Арчи и неизвестно, правда это или нет. В любом случае, уходить я пока не собирался, хотя с каждым днём всё больше думал, чтобы вернуться к старухе. Теперь можно попробовать заняться растениями, но... Если я уйду, группу всё равно отправят в лабиринт, где многие погибнут. Со мной у них больше шансов. И нет, я не зазнался, просто больше никого нет, кто не заражен апатией, страхом и не пропитан злобой.
Надо было это срочно исправлять. Поэтому вместо отдыха меня ждал день труда. Я поглощал злобу и разрушал её внутри себя. К концу дня поднял навык до третьего уровня и... результаты заметны невооруженным взглядом. За день я умудрился снизить общий фон апатии и сделать помещение в пару раз «чище». Не в плане грязи, а в плане чистоты энергии.
Люди и сами не заметили, как изменилась ситуация. Просто стало больше разговоров, мелькали улыбки и даже пара шуток, смех. Никогда такого не было! Но стоило чуть разрушить злобы, как люди словно очнулись ото сна.
Так может тогда проблема не в них? Не сами они такие ленивые, давно сдавшиеся, ничего не желающие? Может дело в злобе? Интересно, как бы выглядел мир, не будь злобы вовсе. Я знаю живой пример — Эдем. Но это маленький город в большом мире. Да и то, его история закончилась трагически.
***
— Да отвали ты! — заорала одна из двух девушек в нашем отряде.