Я шагнул в комнату и запер за собой дверь.
Глаза Сильвио расширились, и он вскочил с кровати.
— Что ты здесь делаешь? Мои люди снаружи, — пролепетал он.
Я кивнул, одарив его улыбкой, от которой он побледнел.
— Да, были, — сказал я непринужденно, направляясь в ванную. — Больше нет.
Я осторожно постучал в дверь ванной.
Душ отключили.
Прочистив горло, я обратился к женщине через дверь.
— Дорогая, Сильвио нужно поговорить здесь по-взрослому, и я не хочу, чтобы нас прерывали. Я также не могу допустить, чтобы ты видела мое лицо, поэтому предпочел бы, чтобы ты осталась там, заперла дверь и не выходила, пока здесь все не успокоится, хорошо?
Мои слова были встречены тишиной.
— Не геройствуй и не пытайся кому-то звонить. Поверь мне, Сильвио того не стоит. Если ты меня поняла, возвращайся в душ и хорошенько отмойся.
Через мгновение душ снова включился.
Сильвио посмотрел на меня, потом на дверь, и, наконец, на свою одежду, лежащую позади меня на стуле.
Я потянулся к куче.
— Дай угадаю. Твой пистолет здесь? Не очень-то ты подготовлен, да, Сильвио?
— Чего ты хочешь, Чернов?
— Я хочу то, что мое по праву. Софию. Ты поставил на нее. Я ее выиграл.
Он рассмеялся.
— Ты действительно думаешь, что Антонио Де Санктис отдаст свою маленькую принцессу такому головорезу, как ты? Забудь об этом.
— Это не моя проблема. Не я ставил на неё. А ты. Разберись с этим.
— Это невозможно.
Я выдохнул и сбросил кожаную куртку.
— Я так и думал, что ты это скажешь, поэтому спланировал все заранее, — сказал я и снова ухмыльнулся.
Он настороженно наблюдал за мной.
— Что ты делаешь?
— Раздеваюсь, не люблю пачкаться. Чистить куртку — та еще морока.
Я полез в карман за тем, что принес с собой. Дорогая вещь, но я и не платил за нее.
Когда я вынул руку из кармана, Сильвио побелел как полотно.
Нож для разделки мяса тускло блеснул под лампами.
— Это, блядь, еще для чего?
— Ну, поскольку я ожидал, что ты меня подведешь, мне пришлось решить, как наказать тебя за то, что ты зря потратил мое время. И я знаю, что ты пытался прикоснуться к тому, что принадлежит мне, так что я решил, что смогу убить двух зайцев одним выстрелом.
— Ты сумасшедший, — выплюнул Сильвио и сделал бессмысленную попытку прорваться к двери.
Я поймал его в резком порыве взрывной силы и с силой впечатал в стену. Он застонал и рухнул на пол.
— Теперь, Сильвио, не будь ребенком и не пытайся избежать наказания. Будь мужчиной. Ты, конечно, волен объяснить Антонио, почему это с тобой произошло. Но тебе придется рассказать ему о том, что ты тайком увел его семнадцатилетнюю дочь из дома, поставил ее на кон в покере и позволил ей попасться на глаза такому как я, — сказал я, шлепнув его по животу. Непристойный звук эхом разнесся по комнате.
— А теперь скажи мне, какой рукой ты прикасался к Софии, и побыстрее, — сказал я, наклоняясь, чтобы провести тесаком по его щеке.
Он уставился на меня, испуганный и лишенный желания бороться. Черт, я знал, что он трус, но это было даже хуже, чем я себе представлял.
Он молчал, слегка покачивая головой.
— Говори.
Его глаза расширились от ужаса.
— Или?
Я был впечатлен тем, что он мог формировать связные мысли, несмотря на то, насколько был напуган.
Я усмехнулся, наслаждаясь вкусом его ужаса.
— Или я отрежу обе.
Глава 12
Николай
Сейчас
Темнота длилась недолго, и раскалывающаяся головная боль отозвалась в моем черепе уже через несколько минут после ухода моих жалких мучителей. Я перевернулся на бок, пытаясь ослабить давление с запястий, но стяжка была так туго затянута вокруг трубы за моей спиной, что полностью снять давление было невозможно.
Прислонив голову к твердому полу, я глубоко вздохнул, мысленно перечисляя свои повреждения. Я уже много раз латал себя. При необходимости можно было многое сделать с помощью клейкой ленты, и я мог сказать, что большинство моих травм заживут через несколько дней. Плечо болело в том месте, где я поднимал Софию одной рукой, а в голове опасно пульсировало. Это были единственные раны, о которых стоило беспокоиться. Я закрыл глаза, предпочитая представлять приятную картину сжигания дома детства Софии дотла.
Образы насилия всегда успокаивали меня.
Мне было шестнадцать, и я учился жестокости под руководством отца, когда впервые лишил человека жизни. Прошло несколько месяцев, прежде чем я забрал еще одну жизнь, но тот первый раз остается с тобой навсегда, по крайней мере, так говорят. Я не был уверен, что согласен с этим. Когда мертвые лица накладываются одно на другое, они сливаются воедино. Еще один симптом расшатанного разума.