— София? Не мечтай наяву, так ты выглядишь простушкой, — рявкнул на меня отец, выводя из задумчивости.
— Прости, Papa, — пробормотала я. Заводная игрушка вернулась к своему запрограммированному режиму.
Он некоторое время изучал меня глазами рептилии, немигающими и безэмоциональными, а затем переключил свое внимание на Анну.
— Под это платье Софии понадобится что-нибудь красивое, белое в тон, что-то, что отразит ее чистоту.
— Под платье? — запинаясь, повторила я, пока Анна доставала блокнот и записывала отвратительное распоряжение отца. — Какая разница, что под ним?
— А ты как думаешь? — Сильвио захихикал у двери.
Взгляд моего отца заставил его замолчать.
— Не тебе об этом беспокоиться. Поскольку в глазах общества ты испорченный товар, мы должны действовать быстро, чтобы исправить ситуацию, пока ты не стала бесполезной. Мне нужно, чтобы ты делала то, что тебе говорят, и не тратила время на споры. Не разочаровывай меня снова, figlia mia12.
Невысказанное «иначе» повисло в воздухе. Мы оба знали, что это означает. Мужчины умирали и за меньшее. Внутри меня вскипела приглушенная истерика. У него кто-то был на примете. Как только я подумала об этом, я поняла, что это правда.
Он выжидающе уставился на меня.
Я попыталась вспомнить, как притвориться, что не ненавижу его, и нацепила улыбку самой лучшей дочери.
— Я знаю, Papa. Я не разочарую.
Он еще мгновение смотрел на меня, и я твердо встретила его взгляд. Антонио не любил тех, кто отказывался смотреть ему в глаза.
— Bravo, в таком случае переодевайся. Платье будет отлично смотреться, когда ты похудеешь. А теперь пойдем. Мы не можем опоздать на воскресный ужин.
Он ушел, не сказав больше ни слова, а я поспешила собраться. Он не станет ждать меня дольше пяти минут. Я знала это по опыту. Я поймала свое отражение в зеркале. Слова Антонио эхом отдавались в моей голове, и я никогда не чувствовала себя такой потерянной и напуганной. У него был на примете кто-то, за кого он хотел выдать меня замуж; это было очевидно.
Скоро дни, проведенные в бегах с Николаем станут последним глотком свободы в моей жизни. Насколько это было хреново? Ощущать себя более свободной в руках похитителя, чем со своей семьей, было отрезвляющим осознанием. Но самое главное, впервые за целую вечность я не чувствовала себя одинокой, совсем. Я не знала, что, черт возьми, делать с разрозненными, неуместными эмоциями, бушующими внутри меня. Поэтому я сделала то, что делала всегда: оделась, нацепила на лицо улыбку хорошей девочки и поспешила выполнить приказ отца. Николай был прав. Я была его lastochka. Птица в клетке с подрезанными крыльями, слишком напуганная, чтобы попытаться вырваться на свободу.
По воскресеньям семья Де Санктис устраивала ужин в Каса Нера.
Этой традиции было столько же лет, сколько и мне, а может, и больше. Я едва могла вспомнить, как это происходило, когда была жива мать, но сейчас это был мой самый нелюбимый день недели.
Множество искусных итальянских поваров устраивали незабываемый пир, и еще больше людей разносили еду и напитки влиятельным мужчинам за столом. Приглашение на воскресный ужин было серьезным знаком благосклонности и уважения со стороны босса. Постоянное приглашение предназначалось только для членов семьи. По этой причине Сильвио и его отец, Франко, приходили сюда каждое воскресенье и заставляли меня чувствовать себя еще более неуютно, чем обычно в доме моего детства. С тех пор как я стала достаточно взрослой, чтобы надевать бюстгальтер, а может, даже и раньше, похотливые глаза следили за мной с разных углов стола, пока я вжималась всем телом в стул и молилась исчезнуть.
Сегодня вечером темные глаза Сильвио не отрывались от меня. Вид его самодовольного злорадства лишь вернул мои мысли вниз, в подвал. Как там Николай? Единственное, что было хорошего в этом воскресном ужине, — это мужчина, сидящий на дальнем конце стола с небольшим гипсом на голени. Джино был жив и здоров. Он с удовольствием уплетал свой первый воскресный ужин в компании босса, благодаря своему героизму в попытке остановить беглеца. Каждый раз, когда я ловила его взгляд, я не могла сдержать улыбку.
— И куда это ты собралась? У тебя нет времени на своего кузена?
Грубая рука Сильвио обвила мое запястье, когда после ужина я раздавала эспрессо с самбукой. Мой отец считал важным, чтобы его единственная дочь демонстрировала свои способности жены и послушание.
— София?
Пальцы, держащие мое запястье, сжимались все сильнее, пока я не подавила вздох боли. Маленькая фарфоровая чашка в моей руке задребезжала на блюдце, прежде чем расплескаться по столу темным пятном.