— Не беспокойся обо мне. Я могу о себе позаботиться. — Я попыталась улыбнуться, но получилось неловко.
По правде говоря, я была напугана не меньше нее, но не только за себя. Я боялась за Кармеллу и того, что могут сделать Сильвио и Франко, если мой отец умрет. Я боялась за Анджело, взрослого мужчину, который влюбился в запретную девушку. И больше всего я боялась за связанного маньяка в подвале.
Воспоминание о прошлой ночи было туманным и в то же время болезненно четким. Я не только наконец-то потеряла девственность, но и сделала это с Николаем, заклятым врагом моей семьи. Я не жалела об этом. Что бы ни случилось со мной в пугающе неизвестном будущем, стремительно надвигающемся на меня, у меня всегда будет прошлая ночь. Крошечный отрезок времени, выделенный только для меня, акт неповиновения и воли, столь великий, что я и не подозревала, что способна на него, пока все не случилось.
Прошлой ночью я впервые вырвалась из лап контроля своего хозяина, и это было лучше, чем я могла мечтать. Я была свободна, хотя бы раз. Николай говорил о клетке вокруг своего сердца, той, которую невозможно сломать. Я представляла её как ребра с прутьями из костей, то, с чем он родился. Необходимая часть его самого.
Моя клетка, как он уже знал, находилась в моем сознании. Птица с подрезанными крыльями далеко не улетит в дикой природе. Чтобы расправить крылья, мне нужно было вырваться из тюрьмы своего разума. Нико приблизил меня к этому как никогда раньше.
— София? — Голос Кармеллы вывел меня из задумчивости.
Я моргнула, глядя на неё.
Она сузила глаза и долго смотрела на меня, прежде чем кивнуть.
— Va bene, я предупредила. Ты умная девочка. Будь осторожна.
Она снова перекрестилась, на этот раз поцеловав крошечный золотой крестик на шее.
— Что случилось с твоей шеей? — спросила Кьяра, когда мы прогуливались по садам Каса Нера.
Технически, мы должны были бежать трусцой, но на самом деле просто шли и сплетничали. Может, потому, что Николай был лишен возможности оставить свои следы руками, он отметил меня засосами вдоль ключицы.
— Ничего. Аллергическая реакция, — пробормотала я, обхватывая себя руками. Надо было надеть шарф.
Подруга прищурилась, глядя на меня. Она понимала, что что-то происходит, и это имело смысл. Кьяра была одной из немногих, кто знал меня.
— Если бы я не знала тебя лучше, то подумала бы, что это засосы.
Я отвела от нее взгляд.
— А с тобой что происходит? Я думала, всё прекрасно?
Она выглядела чертовски удрученной, ее обычно жизнерадостный настрой заметно потускнел.
Она сглотнула, и ее тонкая шея дрогнула от этого движения. Я видела момент, когда она позволила своему беспокойству проявиться, и момент, когда она взяла себя в руки. Она вскинула голову. Ее карамельный блонд всегда был предметом моей зависти. У нее были карие глаза и светлые волосы, и Кьяра притягивала взгляды, куда бы ни пошла. Этот аспект её красоты не вызывал зависти. Когда ты живешь в окружении стольких мужчин, постоянно находиться под наблюдением — не самое веселое занятие.
— Так и было, то есть так и есть… с моим мужчиной. — Ее розовые губы изогнулись в улыбке при мысли об Анджело. — Но отец решил, что я становлюсь обузой, поскольку мне двадцать два, и я не замужем. Он подыскивает подходящего кандидата, — пробормотала она.
Я застыла на месте, страх за подругу наполнил меня.
— И прежде чем ты спросишь, нет, Анджело не вариант, и дело не в возрасте. Парни, которых он рассматривает, еще старше.
Так как Анджело было тридцать пять, а Кьяре — двадцать два, легко было бы предположить, что разница в возрасте — это та причина, по которой отец Кьяры может возражать против их брака, но очевидно, что проблема была в другом. Все дело было в положении. Анджело, хотя и получал хорошую зарплату и пользовался уважением в семье Де Санктис, все же был обычным телохранителем. В его подчинении не было других мужчин и он не получал солидную долю от сделок. Он не принес бы семье Кьяры большой выгоды.
— Насколько старше? — почти прошептала я.
Кьяра резко рассмеялась.
— Не знаю, есть ли какой-то предел в возрасте. Одному кандидату шестьдесят, так что…
Она выдохнула и хрустнула костяшками пальцев. Это был старый признак нервозности, который отец Кьяры пытался искоренить из неё. Он всегда говорил ей, что это выглядит слишком по-мужски.
— Ренато не допустил бы этого. — Гнев закипел у меня в животе.
— Да, но Ренато ведь не босс, верно? Твой отец не станет вмешиваться, и ты это знаешь.
Ее слова застряли у меня в горле. Это была правда. Мы были сами по себе — она, я, и любая другая девушка Де Санктис, которая была на пороге брачного возраста. Каким-то образом, несмотря на то, что мы жили там, где жили, и были чрезвычайно богаты, у нас были те же перспективы, что и у женщин, живших за сотни лет до нас.