Ее голова была повернута в сторону, и темные глаза наблюдали за мной, пока я пересекал комнату и натягивал на себя грязную одежду пленника, засовывая свой обмякший член в джинсы. Затем я вернулся к ней.
— Нико, — прошептала София, когда я присел возле ее лица.
Я откинул волосы с ее потной шеи.
— Да, королева бала?
Она облизнула губы, все еще переводя дыхание. Ее глаза впились в мои.
— Не умирай, — пробормотала она через секунду.
Я кивнул, одарив ее своей фирменной ухмылкой в надежде развеять ее страхи. Моя радость не была притворной. Знать, что она лежит здесь, заполненная моей спермой, что она собирается уснуть, отмеченная мной и моим запахом… это было больше, чем такой мужчина, как я, мог ожидать от этого мира. И намного больше, чем я когда-либо смел мечтать.
— Ладно, но я не могу ничего обещать, — сказал я ей с очередной улыбкой и поцеловал ее в лоб. — Ты тоже постарайся никого не злить. Я знаю, что для тебя это естественно.
Она улыбнулась в ответ на мое поддразнивание, и ее глаза закрылись, когда я направился к двери.
Я вышел из комнаты в чертовски хорошем настроении.
Глава 21
София
Остаток недели тянулся незаметно, пока отец медленно шел на поправку в больнице. Дом был полон верных Франко людей, в то время как больница была заполнена сторонниками Антонио. Франко каждый день проводил собрания в кабинете моего отца, а Сильвио становился все более уверенным в себе. Было очевидно, что они что-то замышляют, а я понятия не имела, что делать. Меня заперли в Каса Нера, и даже не разрешали ездить в больницу к отцу. Дядя сказал мне, что это слишком опасно.
В доме царил хаос. Франко уволил нескольких сотрудников по неизвестным причинам, и теперь только Кармелла держала оборону от беспорядка, который устраивали люди Франко и Сильвио.
В каждой семье были люди, более склонные к тому или иному лидеру. Хотя мой отец долгое время был боссом, когда-то в далеком прошлом и Франко, и Антонио были претендентами. Франко никогда не терял надежды однажды взять корону. Похоже, он считал, что его время пришло.
Я каждый день, затаив дыхание, ждала известия о кончине отца. Если Франко хотел его смерти, казалось невозможным, чтобы кто-то мог этому помешать, не тогда, когда он обладал всей властью. У отца было одно слабое место: семья. Он не знал, что сын ненавидит его, дочь хочет его смерти, а брат жаждет отнять у него власть.
Сегодня был воскресный ужин. Прошла целая неделя с тех пор, как мой отец сказал мне, что я снова помолвлена. Неделя с тех пор, как я прокралась в подвал и лишилась девственности с опасным пленником. Я ничуть не жалела об этом.
Я спустилась вниз, нервно разглаживая платье. Оно было длиной до колен, белое и кружевное. Кьяра назвала бы его «церковным нарядом». Хотела бы я, чтобы она была здесь.
Франко все утро провел на заседаниях. Он был похож на генерала, готовящегося к войне. В желудке скрутились нервы, когда я вошла в столовую и увидела в Каса Нера множество лиц, которые не были постоянными гостями моего отца. Было ощущение, что Франко утверждает свою власть, пригласив своих приближенных на ужин на этой неделе. Его довольная, благосклонная улыбка сопровождала меня до самого стола. Я была уверена, что дяде не понравится возвращать бразды правления моему отцу, когда тот выйдет из больницы. Если он выйдет.
В комнате было шумно. В воздухе царил хаос, как будто люди праздновали падение Цезаря перед тем, как оценить друг друга и сразиться за корону. А ведь мой отец еще даже не был мертв.
— София, налей мне выпить. — Голос Сильвио прорвался сквозь пелену моей назревающей истерики.
Я налила ему выпить, жалея, что у меня нет чего-нибудь, чем я могла бы его приправить. Цианид был бы идеальным вариантом, но я бы согласилась и на слабительное.
Я протянула ему бокал вина.
— Я хотел виски.
Моя улыбка чуть не сползла с лица, когда я поставила бокал вина рядом с Сильвио.
— Это проблема? — Его ухмылка обожгла мою кожу, и не в хорошем смысле.
— Никаких проблем.
Я повернулась обратно к бару, расположенному вдоль одной из стен. Повсюду разносился оглушительный смех и грубые слова. Мужчины за ужином напились, причем больше, чем когда-либо осмеливались, когда мой отец сидел во главе стола.