- Так не пойдет. Себе дороже выйдет.
- Ну как знаешь, ты только не забудь, что ты мамку то убил, и так уж вышло, что ты ему теперь и мамка и отец. Сизый, а ты уже растил ребенка? Уверен, что он у тебя не погибнет через день-два?
За всю жизнь Сизый заботился лишь о себе, да и то временами, поэтому забота о ком-то еще представлялась ему чем-то непонятным и загадочным. Что делать с ребенком он не представлял.
- Говори, Мокроус, что надумал.
- Вот это другой разговор! - сказал советник. – Про услугу не забудешь? Ты же человек слова, Сизый?
- Будь спокоен, выкладывай.
- Тогда пошли, присядем, а то ноги немеют стоять тут с тобой.
Они нашли неподалеку лавку в тени пахучей сирени.
- И так, слушай. Твоему дитяти нужна мать, тут, как ни крути. Ты, конечно, можешь попробовать на козьем или коровьем молоке его вырастить, если хочешь, чтобы он козлом или быком вырос. Ежели нет - нужна кормящая мать.
- Да какая же кормящая мать, возьмет к себе ребенка чужого то?
- Ты со своими мечниками до того носишься, что не ведаешь, что вокруг творится, - сказал Мокроус. - Недавно кузнец наш, пусть душа его спит спокойно, убился в кузне, ребеночка своего пришиб, да еще и кузню подпалил в довесок.
- Это как же так-то? – спросил Сизый и подумал, что подков новых он так и не получил, хоть кузнец и обещался вчерашним днем все сделать.
- Я там конечно не был, - Мокроус задумался ненадолго. - Точнее сказать был. Только уже после гибели его. Как я понял, он лицо себе подпалил, работая спьяну, и падая малютку придавил. В кузнеце весу то было ого-го! Ни один голодомор бы пережил. Хотя потому он и разжирел, что голодоморов не видывал отродясь.
- А чего там ребенок делал?
- Жена его сказала, что хотел кузнец больно себе замену вырастить - вот решил с пеленок мальца к работе приобщить. хотел, чтобы тот жару подышал.
- Ох, беда-то какая, – покачал головой Сизый.
- Кому беда, а кому счастье. Жена то его – Настасья, кормящая была. А теперь горем убитая плачет и не выходит из дому. Ей соседи еду носят, сама она ничего делать не может.
- И ты хочешь сказать...
- Отдай ей ребенка, Сизый. Не навсегда, а на год-другой. Пока от груди не отцепится. Ты и мать утешишь и ребенка вырастишь. А может и выйдет, что будете ему оба родителями.
Мокроус улыбнулся и откинулся на спинку скамейки.
- А если она откажет? Свое дитя то дороже любых других.
- Может и так. Только у тебя есть очень хороший довесок к ребенку.
- Не пойму.
- Сейчас поймешь. Ты когда, главным над мечниками стал, Бокучар дал тебе жалованье в три златца в семь дней, так?
- Так, – кивнул Сизый.
- Но ты просил платить по одному златцу, потому как боялся, что все пропьешь или проиграешь. Все верно?
- Верно.
- Выходит, что целый год, ты получаешь по златцу в семь дней. А ты никогда не думал, куда деваются остальные два?
- Думал, Бокучар себе берет.
- Нет, мой дубоголовый друг. Я не только советник Бокучара, но и казначей. Все ваше жалованье, распределяю я. Так вот, все те оставшиеся златцы лежат целехоньки в надежном месте. Я тебе их выдам. Все до последнего. Удивлен?
Глаза Сизого бегали по земле. Неожиданно на него с неба свалилось решение. «Ребенок будет жить!», - думал он. Но у медали была и вторая сторона. Об этом он не забывал.
- Ох, чувствую, что собака бешеная, которую мне придется прибить в благодарность тебе, будет размером с усадьбу Бокучара.
- Как знать, Сизый. Как знать, – сказал Мокроус и улыбнулся, обнажив крысиные зубки.
- Ты посиди пока, - продолжил советник, - а я схожу за жалованьем. Думаю, имея такой груз на руках, - Мокроус еле-еле выпрямил указательный палец, чтобы показать на ребенка, - ты не сможешь спиться. Хотя многих и это не останавливает.
Сизый сидел, ожидая пока вернется Мокроус. Где-то над ним жужжали пчелы, облетая цветы сирени. Солнце сияло в зените и озаряло добрым и приветливым светом, лежащую впереди, Лысовку. Крестьяне погрузились в работу. По полям ездили телеги с мужиками и бабами. Оттуда же доносились заводные рабочие песни. Где-то за усадьбой лаяла собака. Огромная собака.
Через пару мгновений вернулся Мокроус. Следом за ним шел молодой служка и нес шкатулку.
- Вот, здесь все твое жалованье. Помочь донести?
- Не надо, я сам, – сказал Сизый и переложил ребенка на сгиб левой руки. – Давай, шкатулку.
Сизый уже собрался покинуть двор, как Мокроус его окликнул:
- Услуга, Сизый. Не забывай об услуге!
- Ты не дашь забыть. Бывай.