— Как дела? — выпаливаю я, потому что больше не могу выносить тяжелое молчание.
Его плечи приподнимаются в полуподнятом пожатии.
— Хорошо, я думаю. Ты?
Это сложный вопрос, но я обхожу его на цыпочках.
— Хорошо, учитывая все обстоятельства.
Что за глупости ты говоришь. Почему с ним так чертовски трудно разговаривать? Раньше мы могли так легко разговаривать друг с другом.
Присутствие его здесь заставляет каждую мысль и вопрос, которые я пыталась подавить, выйти на передний план моего разума. Я отчаянно хочу знать, как все было после того, как я уехала.
Он что-нибудь слышал о Сэйнте?
Они выяснили, как начался этот пожар?
Знает ли он, кто умер, потому что ни в одной из статей, которые я видела, конкретно не упоминались имена, я искала везде.
Может, мне просто спросить его? Я не могу придумать никакой другой причины, по которой он был бы здесь, кроме как для того, чтобы поговорить об Ангелвью, и мне больно просто сидеть здесь, избегая слона в комнате.
Сделав глубокий вдох, я поворачиваюсь к нему и спрашиваю: — Что ты здесь делаешь, Лиам? Как ты меня нашел?
Он проводит руками по своим черным волосам и одаривает меня натянутой, почти извиняющейся улыбкой. — Я действительно не знаю. Наверное, я просто хотел убедиться, что с тобой все в порядке?
— Я в порядке.
Его улыбка становится скептической, но он кивает.
— Я вообще не видел тебя после пожара, а потом ты просто ... ушла. Ты не отвечала на звонки или сообщения, и Малышка Джаггернаут поклялась, что понятия не имеет, где ты. Хотя я уверен, что это была чушь собачья. Вы вдвоём были неразлучны весь год.
Это не чушь собачья, и моя грудь резко вздрагивает, когда я думаю о Лони. Я быстро уехала на следующее утро после пожара, поэтому я не попрощалась ни с ней, ни с Генри.
Чувство вины захлестывает меня, но я подавляю его. Напоминая себе, что они, должно быть, думают обо мне сейчас после всего, что произошло на прошлой неделе.
— Мне нужно было выбраться оттуда, — признаюсь я хриплым голосом. — После всего, что произошло, после собрания и пожара , я просто … мне пришлось уйти.
Я не упоминаю, что директор Олдридж считал, что для меня было бы опасно оставаться в кампусе, и настоятельно рекомендовал мне уйти до сдачи экзаменов.
Разглаживая перед своей огромной футболки длинными нервными движениями, я добавляю: — А ещё кто-то сломал мой телефон той ночью, и мой опекун, заменила его только пару дней назад.
Я также не упоминаю, что игнорировала каждое сообщение или звонок, которые поступали с тех пор, как я вытащила новый телефон из коробки и обнаружила метрическую тонну жестоких сообщений и голосовых сообщений. Я не сказала Карли о них, потому что, как бы мне ни была ненавистна мысль о том, что мои одноклассники из Ангелвью продолжают преследовать меня даже после того, как я ушла, мне нужно сохранить этот номер.
Это номер, который Дженн знает, чтобы использовать, для связи со мной —когда бы это ни было.
— Я понимаю.
Но взгляд Лиама на мгновение становится жестким, прежде чем он сцепляет пальцы и смотрит на тыльные стороны своих рук.
— Но, Лиам, ты должен знать … Я рада, что ты выбрался из этого здания. Что ты ...
— Меня не было в общежитии той ночью. Даже близко.
— Что ты имеешь в виду?
Он поднимает подбородок, так что мы смотрим друг другу в глаза.
— Я отправился на поиски Сэйнта в его дом в Малибу. Я хотел убить его, знаешь ли, за то дерьмо, которое он тебе устроил.
— Полагаю, ты был разочарован, когда его там не было, да? — бормочу я, тошнота подступает к горлу, когда я вспоминаю откровение Сэйнта о том, что он делал с Лорел, пока горело его общежитие.
Между бровями Лиама пролегает небольшая морщинка.
— Я не говорил, что его не было дома.
Когда у меня перехватывает дыхание, он наклоняет голову набок, его хмурый взгляд становится еще мрачнее. — Он был обдолбан, пьян и хотел драться, поэтому я решил, что дам этому ублюдку именно то, что он хочет.
Это все новости. Большие новости. Сэйнт ни черта не упомянул о противостоянии между ними двумя. Он даже ничего не сказал о том, что они были вместе, только то, что Лиам был жив и что он провел вечер в постели с Лорел.
Мысль о том, что Лиам может противостоять Сэйнту от моего имени, приводит меня в замешательство.
Мысль о том, что Сэйнт мог солгать о своем алиби, еще больше нервирует.
Я делаю несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, но все равно заикаюсь: — Ты с ним дрался?
— Он это заслужил, но нет. Я этого не делал.
В его голосе звучит раздражение, и мой пульс учащается, когда он сжимает, а затем разжимает руки.