— Это знаешь, как есть и одновременно нет, — объясняю я. — Обычно все зависть от ее условий, говорим мы или нет.
— Она ... она беспокоит тебя или что?
Я могу сказать, что Лони нервничает, спрашивая меня о Дженн, и я не виню ее. На ее месте я бы не знала, что сказать своей лучшей подруге о ее беглой матери.
Опустив взгляд с потолка, я благодарно улыбаюсь ей, но качаю головой.
— Ничего подобного. Она просто бесит меня. Не о чем беспокоиться.
Она выглядит спокойнее. Однако, если бы она не так нервничала, говоря о моей маме, я чертовски уверена, что она подтолкнула бы меня к большему. Поскольку никто из нас на самом деле не хочет больше говорить о Дженн, мы оставляем эту тему. Желание уйти тоже проходит, и мы говорим о вещах, которые нас не угнетают, например, о том, каким успехом оказался танец на День Святого Валентина. Я уверена, что это было отчасти потому, что я не присутствовала и не смогла вызвать новую катастрофу.
По крайней мере, в течение нескольких часов, когда мой телефон молчит, а моя лучшая подруга оживленно говорит о серпантинах и папье-маше, я могу достаточно успокоить свой разум, чтобы расслабиться и притвориться, что мой мир не тлеет вокруг меня.
На следующий вечер я решаю пойти поплавать, не смотря на предупреждение Лиама о патрулях полиции кампуса. Сегодня воскресный вечер, так что кто бы вообще обратил на это внимание? Кроме того, мне нужно сжечь нервную энергию, которая продолжает пульсировать в моем теле.
В кампусе тихо, когда я направляюсь в центр отдыха, что само по себе является благословением. Когда я добираюсь до бассейна, я не ожидаю, что там меня кто-нибудь ждет, поэтому я буквально подпрыгиваю от шока, когда нахожу Лиама, сидящего на трибуне.
— Святое дерьмо, что ты здесь делаешь? — требую я, задыхаясь. — Ты что, просто сидишь здесь и размышляешь, как придурок?
Он смотрит на меня, когда встает, и я вижу, что у него порезана губа.
— Что случилось? — немедленно спрашиваю я, забота смягчает мой тон.
— Ничего, — огрызается он. — В любом случае, тебе не о чем беспокоиться.
Тьфу, этот парень. Я скрещиваю руки на груди и стираю всю мягкость из своего тона.
— Нет причин быть придурком. Я спрашиваю потому что мне не все равно, ясно? А теперь расскажи мне, как это произошло?
Его губа выглядит довольно плохо. В настоящее время кровь не идет, но я предполагаю, что она хлестала, когда он ее порезал.
Он закатывает глаза, но в конце концов смягчается.
— Я сцепился с твоим драгоценным Сэйнтом, ясно? — рычит он. — Кстати, тебя вызвал его королевский ублюдок. Он искал тебя
— Значит ... он надрал тебе задницу, чтобы доказать свою правоту?
Я вообще не понимаю их отношений.
Он подходит ближе ко мне, и я чувствую, как по спине пробегает легкая дрожь от разочарования в его глазах.
— Ты снова с ним? — спрашивает он низким и убийственным голосом.
Во мне вспыхивает раздражение, и я хочу сказать ему, что это не его чертово дело, но это означало бы, что мне придется сделать его глупый вопрос достойным ответа. Вместо этого я просто вызывающе смотрю на него, сжав губы.
Он пытается прижать меня, придвигаясь еще ближе, но я не двигаюсь с места. Я не собираюсь уступать ему.
— Ты помнишь, что я говорил тебе в прошлом семестре? — требует он — Сэйнт знал тебя еще до того, как встретил. Это было бы немедленным красным флагом для любого здравомыслящего человека. Кроме того, давайте не будем забывать обо всех унижениях, которые ты испытала от его рук. Или такие вещи выводят тебя из себя совершенно в другом плане?
— Не начинай со мной, Лиам, — мягко предупреждаю я. — Мы друзья, пока ты не заставишь меня перестать хотеть быть ими.
Гнев вспыхивает на его бронзовых чертах, и он хватает меня за плечи и прижимает свое лицо близко к моему.
— В этой школе есть люди, которым на самом деле не наплевать на то, что с тобой происходит, — настаивает он. — Люди, которые не хотят причинять тебе боль, хотят защитить тебя и не видеть, как ты падаешь на свое гребаное лицо каждый раз.
Я открываю рот, чтобы возразить, что он никогда не защищал меня от Сэйнта, но мои слова застревают у меня на языке, когда его рот внезапно опускается на мой. Его поцелуй яростен и в отчаянии, как и он. Я изо всех сил толкаю его в грудь, отрывая губы, чтобы рявкнуть: — Прекрати!
— Он может поцеловать тебя после всего, что он сделал, но я не могу?
Его взгляд прищурен, а пальцы судорожно сжимают мои плечи.
— Позволь мне напомнить тебе кое о чем, Лиам, — рычу я, снова толкая его. Наконец он отпускает меня. — Сэйнт, возможно, мучил меня бесчисленными способами, но ты просто сидел и наблюдал, как он делал это в течение нескольких недель, и никогда ничего не делал, чтобы остановить его. Не притворяйся, что ты какой-то хороший парень, здесь, только потому, что ты не причинил мне прямой боли. По крайней мере, Сэйнт не притворяется тем, кем он не является.