– Мне, как и моему крёстному, непонятен ваш интерес к копии неизвестного художника, – заметила Оленина. – Какое она имеет отношение к убийству Лагина?
– К сожалению, у меня нет ответа на этот вопрос, – медленно произнёс Измайлов. – Но само появление портрета Христа у Терновского пока не имеет твёрдого логического обоснования. Да! – вдруг хлопнул он себя по лбу. – Вам же не терпится взглянуть на самое лучшее творение Андрея Станиславовича!
С этими словами он шутливо предложил даме руку и торжественно ввёл её в гостиную, где портрет нашей гостьи в изумрудном платье стоял на одном из стульев. Каково же было наше веселье, когда мы увидели на том же стуле Хералда, подобно верному пажу гордо возлежащего у ног нарисованной Татьяны Юрьевны!
Этот вечер несомненно удался.
Впотьмах
В последующие дни поведение друга сильно меня встревожило. Я, как водится, днём ходил на лекции в университет, а вечером встречался с Татьяной Юрьевной, ужинал в тёплой компании и провожал её домой. Лев Николаевич стал нервным, чаще курил и впадал в тяжёлые раздумья. Однажды наша гостья осторожно спросила, правда ли, что все его переживания связаны с расследованием убийства художников.
– К сожалению, да, – откликнулся он, потирая седую полоску на своей бороде. – Чувствую, что мотив преступления гораздо сложнее, чем банальная ревность, но никак не могу найти зацепку.
– Как жаль, – с сочувствием произнесла Оленина. – Мне бы не хотелось, чтобы о Терновском осталась память, как об убийце. Он совершенно не такой.
– Но мы не можем этого утверждать, – возразил я. – Мы же не настолько хорошо его знали.
– Он писал мой портрет, – с некоторым вызовом ответила Татьяна Юрьевна. – Несколько сеансов, проведённых в молчании, но… иногда молчание говорит больше, чем тысяча слов.
Я с недоумением посмотрел на неё, а Измайлов осторожно поинтересовался:
– Любопытно. А что вы скажете о других участниках драмы?
– Других? Вы же были там вместе со мной.
– Да, был. Но иная точка зрения полезна для полноты картины. Женщинам свойственно воспринимать ситуацию сквозь зеркало эмоций, не опираясь на доводы рассудка, и порой они оказываются правы. Интуиция – нелогичная, однако верная спутница барышень и дам.
Странно было слышать подобные речи от моего друга.
Франс Снейдерс "Натюрморт с обезьяной"
– Н-ну… – задумалась Оленина, подняв глаза к одному из натюрмортов, висевших в столовой. Это была забавная обезьянка Снайдерса*, таскавшая фрукты из вазы. – Мне кажется, что все вели себя, как обычно. Впрочем, должна признаться, что Лагин раздражал меня своим апломбом и нападками на Терновского, а его мерзкое предложение в конце вечера… – Татьяна Юрьевна невольно передёрнула плечами. – Только двое на вернисаже как-то не вписывались в общий настрой: мальчик, – хотя он вёл себя, как любой непоседливый ребёнок, – и смешной грек. Что бы он ни говорил, получалось комично, недаром его имя переводится как «весёлый». Я ещё подумала: как ему с такой потешной физиономией удаётся вести дела?
Мы невольно заулыбались, вспоминая этого «искателя картин», и вдруг Лев Николаевич вскочил, как ужаленный:
– Конечно, вы правы. Как я мог пропустить! Спасибо огромное за бесценную помощь.
Резкая перемена в его поведении поразила нас.
– Что случилось? Что ж я такого сказала? – растерянно обратилась к нам Татьяна Юрьевна, глядя на меня, будто я мог всё объяснить.
– Прошу прощения, я должен обдумать свою догадку, приятного вам аппетита, – с этими словами мой непредсказуемый друг удалился, провожаемый нашими удивлёнными взглядами.
На другой день, вернувшись из университета, я заметил, что Лев Николаевич уже не выглядит расстроенным, как прежде, но он отказался раскрывать свои секреты до прихода Татьяны Юрьевны. Разгадка его поведения так мучила меня, что я еле дождался прибытия дамы. Она приехала пораньше, – видимо, любопытство подгоняло и её. Измайлов имел торжественный вид, и я уже был готов к тому, что он в своей волшебной манере объяснит, как произошли эти убийства, и укажет на виновного.