– Сегодня, – начал он, с видом фокусника, припасшего напоследок самый хитроумный трюк, – я навестил Аггея Феофиловича Хадзиса.
Оленина округлила глаза:
– Зачем же вы это сделали?
Измайлов насладился произведённым эффектом и продолжил:
– Вы помогли мне, Татьяна Юрьевна (её изящно очерченные брови удивлённо взлетели вверх). Я вспомнил, как Хадзис назвал себя человеком, который ищет картины, а потом предложил за подлинник Брюллова совершенно ничтожную цену. Тогда я стал думать, тот ли он, за которого себя выдаёт, и зачем ему это надо.
– Возможно, он нарочно сбивал цену, чтобы купить «Иуду» подешевле? –предположил я.
– Так могло быть, если б он продолжал бороться за картину с Алдатовым, однако этого не произошло.
– Но Алдатов слишком повысил ставки, и тогда Хадзис отступил.
Хералд бесшумно проник в столовую и, чего-то поджидая, сел у буфета.
– И всё-таки знаток живописи предположил бы, что торги начнутся от суммы, близкой к ста тысячам.
– И тогда?.. – подтолкнула Льва Николаевича Оленина.
– И тогда всё стало ясно: Хадзис играл роль подставного покупателя.
– Хадзис связан с Гарелиным? – догадался я. – Но это не преступление, а, скорее, хитрость или уловка, чтобы продать картину Татьяны Юрьевны.
– Не преступление, – согласился мой друг, – однако я использовал свою догадку, чтобы хорошенько потрясти Хадзиса.
– Интересно, как это вам удалось? – с сомнением пробурчал я.
– Очень просто. К счастью, он никуда не уезжал из Петербурга, и я достал его адрес у Егора Федотыча. Как ни смешно, он живёт на Греческом проспекте, и слуга у него – чернобородый грек, который еле говорит по-русски.
Хозяин был изрядно удивлён, что я к нему пожаловал, и долго не опускал лохматые брови с высокого лба. За чашкой кофе, который он мне любезно предложил я объяснил ему, что знаю о его сотрудничестве с Тихоном Борисовичем. Он слушал меня, приоткрыв рот, но, узнав, в чём дело, расплылся в улыбке:
– Конечно, иногда я помогаю господину Гарелину в его рабочих делах. Конечно, он помогает мне деньгами. Конечно, это безобидные дела.
Я сообщил Аггею Феофиловичу, что являюсь агентом полиции и совсем недавно мне удалось поговорить с мальчиком, тем самым озорником, который вертелся возле картины.
– Мальчик! – Хадзис понимающе поднял брови. – Конечно: такой озорник!
– Он сказал мне, что уронил в галерее перчатку и возвращался за ней.
– Такой озорник уронил, – продолжал улыбаться мой собеседник.
– Да, и заметил, что вы дождались Лагина, и ушли вместе с ним.
Видели бы вы лицо Хадзиса, когда он догадался, к чему я клоню!
Аггей Феофилович Хадзис
– Позвольте, – перебил я Измайлова. – Вы представились агентом полиции и допросили мальчика? Разве это возможно? Матушка озорника разрешила вам его допрашивать?..
– Конечно, нет, – невозмутимо отозвался мой друг. – Я всё наврал.
– Нам? – изумилась Оленина.
– Нет, Хадзису. Я больше ни к кому не заходил, это был шантаж.
Мы не сводили с него глаз. Хералд, сообразив, что все слишком заняты, забрался на колени к Олениной, а Лев Николаевич, не замечая выходки кота, продолжил:
– Хадзис с громким топотом забегал по комнате, выкрикивая, что ни с каким Лагиным он не знаком, и что ушёл один гораздо раньше.
Когда он немного успокоился, я спросил, кто может подтвердить, что он покинул галерею раньше, чем Лагин. Ответ, как вы догадываетесь, был вполне предсказуем. Гарелин распрощался с ним, пообещав, что после сделки с Алдатовым, Аггей Феофилович получит свои деньги. В это время Лагин и Терновский ещё не ушли, потому что тоже хотели обсудить свои дела. Деньги от Гарелина Хадзис уже получил, но точную сумму не назовёт.