– Но ведь господа его уже видели, – кивнула в нашу сторону Лагина, изобразив непонимание.
– Там есть важные детали, которые помогли бы расследованию.
– Мой портрет, написанный больше десяти лет назад, поможет раскрыть убийство?.. – а я и забыл, как пикантно она грассирует своим грудным голосом.
– Вполне возможно, – не сдавалась Татьяна Юрьевна. – Достаточно показать его Льву Николаевичу, и многое станет ясным.
Эскиз Терновского к портрету Елизаветы Романовны
Демонстративно пожав плечами, Лагина вышла и, вернувшись с небольшой картиной в руках, поставила её прямо на буфет, так чтобы она была видна всем. Измайлов встал и, взяв картину в руки, внимательно её рассмотрел, заключив исследование словами: «Я так и думал». Мы с Татьяной Юрьевной тоже смогли убедиться, что она была подписана буквами РААА без традиционной ветки тёрна. Лагина, похоже, всё ещё не могла понять, чем мы занимаемся.
Неожиданно дверь в столовую приоткрылась и в проёме возникла кудрявая голова пятилетнего мальчугана.
– Мамочка! – позвал он.
На лице матери отразился мимолётный испуг, и она нервно крикнула:
– Вера, забери Митеньку, я занята!
Дверь захлопнулась, а мой друг спросил:
– Часто Андрей Станиславович подписывал свои работы четырьмя буквами?
– Ах, это?.. – Лагина с облегчением вздохнула. – Нет, редко. Он объяснил мне, что таков его девиз, и он отразил его в моём портрете. Видите? – она испытующе взглянула на нас своими удивительными глазами, голубовато-зелёными, как морская волна, пронизанная солнцем.
Измайлов промолчал, но мы с Татьяной Юрьевной, признаться, мало что понимали: девушка гуляет, берёзки, вечер. Хозяйка улыбнулась:
– У меня в руках букет роз.
– Шипы это тернии! – воскликнула вдруг Оленина.
– Именно. А на небе уже видны звёзды. Он нарочно изобразил меня в белом, чтобы создать контраст тёмному небу. Через тернии к звёздам, или – через страдания к недосягаемым вершинам.
– Как красиво, – прошептала Татьяна Юрьевна, а Лагина вдруг изменилась в лице.
– Он остро чувствовал красоту жизни, хотя часто рисовал смерть и разные химеры и страхи. Он был такой неисправимый романтик, как будто по-настоящему жил в мире своих картин. Не подумайте ничего такого: я примерная жена и мать. Андрею это было известно, но и я знала: случись что, не приведи Господь, он бросится за меня в огонь и пламя. И вот: мой муж погиб, а вслед за ним и тот, кто мог меня защитить, кто пошёл бы за мной к самым звёздам, не оглядываясь.
Нам стало неловко от обнажённой искренности столь внезапного признания. Лев Николаевич встал:
– Прошу прощения, Елизавета Романовна, если мы невольно причинили вам боль воспоминаниями, но сегодня всё было не зря. Этот портрет стал безмолвным свидетелем преступления. Должен вам сказать, что Терновский не виноват в смерти вашего мужа: его убили, и теперь я знаю, кто именно и за что.
Лагина некоторое время смотрела на Измайлова снизу вверх, а потом по её лицу беззвучно потекли слёзы. Они скатывались к подбородку и капали прямо в чай.
Тут тишину вновь разрезал детский возглас:
– Мамочка!
Мы взглянули на дверь и увидели сбежавшего от Веры Митеньку. Он смотрел на мать широко распахнутыми глазами:
– Мамочка, – повторил он чуть тише, – ты пьёшь горький чай?..
Автор приостановил выкладку новых эпизодов