На выставке
Картина с Иудой висела на самом большом стенде, отчего выглядела меньше и скромнее. Самое удивительное, что при дневном свете она вовсе не казалась портретом ужасного грешника, от присутствия которого по спине бегут мурашки, а свечи внезапно гаснут.
– Вы видите того высокого вдохновенного старика, который беседует с Гарелиным? – вполголоса обратилась к нам с Измайловым Татьяна Юрьевна. – Это Кирилл Дмитриевич Мятлин – тот самый критик из Академии Художеств.
Из-за обширных залысин и суровой поперечной складки между бровями, критик производил впечатление человека степенного и умудрённого опытом. В тот момент, когда мы обратили на него внимание, он слегка наклонил голову, прислушиваясь к словам галериста.
Кирилл Дмитриевич Мятлин
Ближе всех к холсту стоял широкоплечий скуластый человек с вьющимися русыми волосами в костюме песочного цвета: он взволнованно говорил о чём-то своей спутнице, указывая то на бордовый плащ Иуды, то на луну в нарисованном окне. Сопровождающая его дама в фиолетово-чёрном платье являла собою яркий контраст переполненному жизненной энергией собеседнику: это была невысокая, бледная и, по-видимому – слабая здоровьем женщина. Она что-то отвечала ему, веско кивая головой, и временами удерживая кавалера от излишней жестикуляции.
Справа от картины расположился странный тип в чёрном сюртуке с зачёсанными на лысину прядями волос; он весь ушёл в процесс разглядывания, и, казалось, вот-вот продырявит холст своим острым носом. У него была весьма подвижная физиономия и густые брови, и если б не унылое выражение лица, из него мог бы выйти неплохой клоун.
Прямо напротив стенда с «Иудой» дама с рыжеватыми волосами и удивительно тонкогубым ртом рассматривала в лорнет руку персонажа. Вокруг неё увивался мальчик лет пяти в пальтишке и ботиках, но в детской матросской бескозырке. Тут же стоял его папаша с бледным и помятым, как лист картона, лицом; он больше походил на предмет интерьера. Зато резвый сынишка ухитрялся почти одновременно тянуть маму за руку, дёргать неподвижного отца за полу пальто, а иногда и пугать странного типа, внезапно появляясь перед ним откуда-то снизу. Тогда тип хмурился и отступал, а радостный сорванец прятался за юбки матери. В общем, обычный ребёнок, позволяющий себе безобидные шалости, но – крайне подвижный.
Беседу Мятлина с Гарелиным неожиданно прервал господин в песочном костюме, он назвался купцом первой гильдии Алдатовым и сообщил, что собирается приобрести необычную картину. К сожалению, я не услышал, назвал ли галерист цену, потому что Татьяна Юрьевна окликнула критика, и он подошёл к нам и стал раскланиваться. В это время к Гарелину приблизился лысоватый тип, он приподнял свои лохматые брови с выражением крайней заинтересованности. Вместе со спутницей Алдатова компания образовала небольшой полукруг, куда тотчас же проник любопытный мальчик: он с самым серьёзным видом слушал реплики взрослых, которые его не замечали.
Кирилл Дмитриевич оказался добродушным, приветливым человеком, однако меня посетило сомнение, действительно ли он узнал Оленину.
– Вы помните, как мой муж покупал «Иуду», а вы нас консультировали? – поинтересовалась наша спутница.
– Конечно! – воодушевился Мятлин. – Прекрасно помню, как исследовал и убедился в его абсолютной подлинности. Хотя пришлось изрядно попотеть, – он улыбнулся, погрозив кому-то наверху пальцем. – У меня, знаете ли, огромный опыт: то они Ватто с Гейнсборо* начнут подделывать, то – Коро**. Однажды даже Тихон Борисович обмишурился.
– Как же это произошло? – заинтересовался Измайлов.
– Вы не слышали? – удивился Мятлин. – Я его попросту спас! Вы же знаете, что Тихон Борисович любит разъезжать по городам да весям в поисках новых талантов и старых картин, завалявшихся в частных коллекциях. Это случилось года четыре назад, где-то в новгородской губернии сгорела усадьба, а Гарелин в то время как раз был в Новгороде. В дворянском собрании он повстречал помещика, который пожаловался ему на несчастье и рассказал, что хотел бы продать несколько картин из усадебной коллекции. Несколько полотен стоили сущие копейки, нашлась пара работ раннего Кипренского, но самым интересным оказался портрет Христа: помещик утверждал, что это сам Брюллов. К сожалению, во время пожара картина пострадала: часть красок была стёрта, края обгорели.