— Вот это с платьем было так удивительно! Я бы в жизни не подумала, что это некромантия. И что, я так смогу? — принялась расспрашивать Эрика, — Трудно поверить, я ведь привыкла к тому, что уродилась бесталанной, мне даже говорили, мол наверное Дар ушел весь на музыку.
По всему, она упокоилась и смогла наконец заинтересоваться собственной магией. И Лестер радовался всему: тому, что ей стало спокойнее, и ее вопросам и искреннему любопытству, и милому щебету, звучащему как музыка. Такая же прекрасная, как та, которую исполняла Эрика.
— И так сможешь, и много чего другого сможешь. Не прям сразу, но когда дар войдет в полную силу — будешь в состоянии, безусловно, — охотно принялся объяснять он. — Ты уже сейчас что-то можешь! Просто тебе никто не объяснял, как. Давай попробуем? Я тебе сейчас объясню! — воодушевившись, предложил он. Ему жгуче хотелось, чтобы Эрика увидела, ощутила наконец свою магию, которая была важной частью ее натуры.
— Прямо сейчас? Думаешь, я что-то смогу? Я ничего не умею и не ощущаю, — испугалась Эрика.
— Не волнуйся. Если не получится, попробуем завтра еще раз. И рано или поздно получится, — Лестер успокаивающе положил ей руку на плечо. Он-то был практически уверен, что получится: ее дар сейчас искал возможность выхода с такой силой, как никогда раньше. Но волнения Эрики, которая так долго себя считала бездарной, тоже были понятны. — Наша магия… не такая, как любая другая. Ты не направляешь силу, меняя окружающие вещи. Ты направляешь течение жизни в них. Все, что когда-то было живым, сохраняет в себе искру жизни. Просто возьми его и представь, как оно было живым. Давай возьмем… например, ягоды из варенья! Про них просто представить… — Лестер подцепил ложкой две маленькие засахаренные ягоды малины и выложил их на блюдце перед Эрикой. — Посмотри на любую из них и просто представь. Ничего больше! Как она висела на ветке теплым днем, наливаясь соком, зеленые листья вокруг, солнечный свет, который позволял ей созреть. Представь, как она была живой. Почувствуй, что эта капля солнечного света и земных соков есть в ней до сих пор. Когда ты ее съешь — она придаст тебе сил, потому что в ней до сих пор есть жизнь.
— Ты любишь свою магию, это видно, — восхищенно сказала Эрика, — Но мне это кажется чем-то запредельным.
— Ничего запредельного, — продолжил успокаивать ее Лестер. И приобнял за плечи, прижав к своему боку. Это был машинальный жест, и он надеялся, что Эрика в нем увидит то, чем он и является: желание ее успокоить. — Я видел, как ты играешь. В этом и впрямь есть твой дар. Ты ощущаешь эмоции, вложенные в музыку, настроение. Это чем-то похоже… Подумай о малине радостно — и она оживет, подумай печально — и выйдет наоборот.
Больше и впрямь ничего не было нужно. Лестер уже ощущал, как от его слов и оттого, что внимание Эрики было приковано к ягодам, ее дар потянулся к ним. К той, что лежала справа. И через мгновение она заметно шевельнулась на блюдце, слегка расправляясь, будто пыталась отряхнуться от сиропа.
— Я ничего не делал, — поспешил сообщить Лестер. — Это ты!
— Правда я? — В голосе Эрики восторг мешался с удивлением, она осторожно протянула руку и недоверчиво потыкала пальцем ягодку, — Я правда могу колдовать?!
А потом резко развернулась и расцеловала Лестера в обе щеки.
— Ты лучший!
Он даже опешил в первый момент от неожиданности, а потом широко заулыбался и обнял ее.
— Это ты у меня лучшая! А я стараюсь тебе соответствовать, — уверенно сообщил Лестер. Он думал, что только видел одну из самых прекрасных вещей на свете. Будет помнить этот момент долгие годы, до мельчайших деталей. Этот ее первый маленький успех и огромную искреннюю радость — оттого, что у нее получилось, что она способна творить магию, когда думала, что нет. — А теперь попробуй. Эту свою ягодку, — сказал Лестер, взял ложечку, продолжая приобнимать Эрику другой рукой, подцепил на нее малинку и протянул Эрике. Он знал, что у той теперь вкус свежей малины, а не той, которая бывает в варенье. Но не стал раскрывать этот маленький секрет. Чтобы Эрика почувствовала вкус своего волшебства сама.
Эрика зажмурилась, прислушиваясь к вкусу, а потом удивлено сказала:
— Она живая! Свежая!
— И это тоже ты сделала, — улыбнулся ей Лестер, усадил Эрику поудобнее, подлил чаю и щедро наложил ей варенья в розетку с незабудками. — А теперь ешь обычное варенье, колдуньям тоже вредно простужаться.
Они, разумеется, говорили про магию еще: Эрике было любопытно, и она спрашивала то и это, а потом подробно обсуждали планы на завтра, серьезные: Лестеру предстоял разговор с маркизом, дядюшкой Эрики. А после, чтобы отвлечься от волнующей темы перед сном, Лестер принялся расспрашивать ее, что она обычно ест на завтрак, а заодно — и на обед, так что остаток чаепития прошел под милые и приятные разговоры о еде. И только в самом конце он решился на очень серьезную просьбу:
— Эрика… ты согласишься сегодня переночевать в моей спальне? — спросил он так проникновенно, будто еще раз ей предложение делал. И тут же поспешил пояснить: — Я лягу в одежде и поверх одеяла. Но если и это слишком — то посплю на кушетке. Просто мне будет спокойнее, когда ты рядом.
Он и впрямь волновался до сих пор. Ей было безусловно несколько лучше, и, вроде бы, простуду она не схватила: Лестер очень старался. И все же переживал, что стоит ему отпустить Эрику хотя бы в соседнюю комнату, ей снова станет хуже. Спать рядом, крепко ее обнимая, было куда как лучше.
— Я так и знала, то ты это предложишь, — Эрика улыбнулась, — Ну если ты сможешь обеспечить молчание среди слуг, чтобы вести об этом не разнеслись по всей округе, то почему бы и нет? И зачем поверх одеяла? Просто возьми себе отдельное.
Ее согласие тронуло Лестера до глубины души. Потому что оно означало доверие. Ту меру, которую он вовсе не был уверен, что заслужил. Но она готова была щедро одарить его этим доверием. И Лестер воспринимал его, как роскошный подарок.
— Ты очень проницательная, мое сокровище. А прислуга некроманта умеет молчать о том, что происходит в его доме, лучше всего остального, — поспешил заверить он, а потом осторожно подхватил ее на руки. Отнесет свое сокровище в спальню — и никуда не выпустит из объятий всю ночь. Лучше не придумаешь. — И спасибо, что согласилась. Под отдельным одеялом не так удобно тебя обнимать, я возьму плед.
— Нетерпеливый жених! — Эрика захихикала, — Я теперь вижу насколько.
Лестер тоже тихо засмеялся, хотя в глубине души полагал себя образцом терпения. Мазать ее, лежащую на кровати, мазью, слегка приспустив панталончики, и не сделать ничего, сверх необходимого для лечения — требовало поистине стальной силы воли. Зато потом он и впрямь мог обнимать Эрику сколько угодно. Тщательно завернул в одеяло, подоткнул его со всех сторон и сгреб в объятья, устроив поуютнее у себя под боком. И обнимал крепко, покуда не уснул. Вышло у него быстро: он давно так легко не засыпал и не спал настолько крепко и сладко.
«Это было легкомысленно! И ты ведь его совсем не знаешь!» — с этой мыслью Эрика проснулась в холодном поту и тут же возразила себе: «Ничего не легкомысленно! Даже если он обманщик во всем, я еще вчера решила, что так веселее умирать. А если нет — у меня есть шансы выздороветь и что в этом легкомысленного?»
Оглядевшись, она увидела, что лежит в кровати одна, и ее внезапного жениха рядом нет. Внутренний голос немедля завопил, что не надо было позволять ему спать с ним в одной кровати и это опасно и странно, что Лестер не воспользовался ее доверчивостью. На что Эрика возразила, что в его доме и с такими способностями обращать вещи в прах, она бы не спряталась все равно, реши Лестер Эрику обесчестить. Последняя мысль заткнула голос на некоторое время, но потом он все равно начал свою шарманку про легкомыслие, после чего Эрика, терпение которой относительно беспокойной части себя лопнуло, сердито заявила, что если это было легкомысленно, и ей от этого хорошо, то она собирается продолжать быть легкомысленной и будь что будет. Пусть он и лжец, но ей с ним и впрямь лучше, чем без него и он явно старается не делать Эрике хуже. И даже если это самообман, она сегодня с утра ощущает себя менее разбитой, чем обычно в последнее время. А значит, она продолжит быть легкомысленной и с пребольшим удовольствием.