Конь бежал бодрой рысью, и вскоре они въехали в рощу и поскакали дальше, прочь. Когда поместье скрылось из виду, граф наконец зажег притороченный к седлу фонарь, современный, с кнопкой, но притом старинный с виду. В круге света заплясали падающие снежинки. Стало видно холку коня, серого в яблоках, и лицо графа, сосредоточенное и, кажется, обеспокоенное. Он что ли боялся, что Эрика у него тут на руках помрет? Вот и нечего было похищать! Граф поднял руку, в которой сжимал вожжи, и платок развязался сам собой, вылетел изо рта Эрики и влетел обратно в нагрудный карман фрака, спрятавшись в нем целиком.
— Пожалуйста, не кричите, так тоже простудиться можно, горло застудить, — этим своим заботливым тоном сказал граф, слегка наклонившись к ее лицу. — Мы достаточно отъехали, чтобы никто не услышал.
— Вот еще смысл кричать! Волков созывать что ли? — Эрика фыркнула.
Этот человек совсем ее не знал, а уже в такие дурочки ее записал. Кто ж ее тут услышит, чтобы кричать?
Он пожал плечами:
— Вы могли неверно оценить расстояние или направление в темноте. Решить, что я неверно его оценил. Подумать, что мы едем по дороге, которая правее и проходит близко от деревни… И надеюсь, что волков тут, так близко от города, нет, только кролики и куропатки.
Тут только Эрика сообразила: все им перечисленное и впрямь могло бы случиться, но ей слишком не хотелось, чтобы ее похищал какой-то идиот и она так не подумала. Пожав плечами, она ответила:
— Да, было бы нелепо так погибнуть еще и сразу после танцевального вечера.
Граф тихо хмыкнул, качнул головой и улыбнулся:
— После танцевального вечера куда приятнее возить хорошеньких и умных девиц на лошади безо всяких волков. Не волнуйтесь, мисс Гринмарк, с несколькими волками я вполне справлюсь. Но такая досадная помеха в пути была бы некстати…
— Незачем раздавать эти излишние комплименты, я вам все равно не поверю!
Эрика надулась. Они практически не говорили, так что он никак не мог сложить мнения о ее уме! А значит врал, и тогда… Тогда дело все же в деньгах. Это самая рациональная причина ее похищать и врать — тоже. И если еще подумать в неромантичном ключе, то дядя ее не отдает замуж, чтобы не брали ради денег, а граф может захотеть напугать дядю скандалом и все же жениться на Эрике и взять ее приданое. А ее сейчас очаровывает, чтобы согласилась, а потом, как станет мужем, поможет ей быстренько умереть от сухотки, ведь действительно болезнь зашла уже совсем далеко и первая же простуда сейчас может свести ее в могилу. Вот и заботится о ней, пока план не исполнился! Очень даже понятно все. Довольно коварно и все таки довольно романтично. В конце концов, правда интересно пережить в конце жизни настоящее приключение! И может даже выйти замуж, это же все равно ненадолго. Пусть ей красивое платье купят в кружевах. Эрика в последнее время не просила новых, потому что смысл выкидывать на нее деньги, если все равно умирать скоро, а вот на свадьбу пусть ей купят, раз такое дело. Нарядное. Так что он все же молодец этот коварный граф, так гораздо веселее, чем просто дома тихо грустить, зная, что скоро умрешь.
— Лично я полагаю эти комплименты явно недостаточными. И собираюсь говорить их вам, пока не поверите, — уверенно ответил граф и поправил на ней тулуп и шапку. А потом прижал к себе еще крепче, чем раньше. — Помимо того, что вы хорошенькая и умная, вы еще талантливая, мисс Гринмарк, и с хорошим вкусом. А также чувствительная и смелая. Я похитил настоящее сокровище!
— Откуда бы вам это знать, после нашего безусловно близкого и тесного, но крайне недолгого знакомства? — язвительно спросила Эрика.
Граф конечно ее похитил и молодец, но спускать ему вранье она все равно не собиралась.
Лестер был от нее в восторге. Он пребывал в уверенности, что держит сейчас в объятьях самое очаровательное создание, которое ему когда-либо встречалось. Право слово, никакое ханжеское воспитание не смогло истребить в ней живость ума, чувства и суждения. Ему нравились и ее смущение прежде, и ее решимость и ехидство сейчас — все это было таким искренним! Без малейшей нарочитости, которой так часто страдают светские девицы. А кроме того, отчего-то удивительно вдохновляющим. Лестер сейчас даже стихи готов был сложить, лишь бы убедить ее, что искренне говорит.
— Наше знакомство было очень насыщенным, мисс Гринмарк. Я успел устроить при вас скандал, услышать, как вы играете на рояле, сделать вам непристойное предложение и похитить. А это жизненные ситуации из тех, в которых хорошо видно человеческую натуру. Вы безусловно талантливы и чувствительны, поскольку такой выразительной игры я давно не слышал, а слышал я немало. И выбор мелодий говорит о хорошем вкусе, даже больше вашего платья. Разумеется, умны — раз вас заинтересовали рассуждения об управлении державой и вы не стали кричать, когда я снял кляп. Большинство девиц стали бы, я подозреваю. Безусловно смелы — на удивление спокойны и рассудительны, когда вас похитил из дому малознакомый тип. Последнее, кстати еще раз свидетельствует о вашем уме! Ну а то, что вы прехорошенькая, с первого взгляда видно.
Закончив свою речь, он снова поправил тулуп. Волновался, что под него заберется случайный сквозняк. Он ощущал, что это пресловутое похищение самую малость облегчило ее плачевное состояние. Но даже если он сделает много больше, здоровье восстановится далеко не сразу. И сейчас ей был опасен даже легкий недуг. А Лестер был обязан сохранить это чудо, это сокровище, этот прекрасный цветок. И собирался сделать для этого все возможное.
— Вы сейчас выглядите довольно умным со всеми этими рассуждениями. А все равно вы дурак! И похищение мое дурацкая затея! Было бы ради чего рисковать репутацией в приличном обществе, — заявила она в ответ.
— Да сдалась мне эта репутация! — выпалил Лестер, который от очередного ее высказывания пришел в еще больший восторг. Для скромной и стеснительной девицы приличного аристократического воспитания она была потрясающе прямолинейной и откровенной в высказываниях. Не удивительно, в таком случае, что его спор с плешивым поклонником королевской фамилии вызвал у мисс Гринмарк улыбку. И, выходит, Лестер в ней ни капли не ошибся. — Ради вас, мисс Гринмарк, я не только репутацией в местном обществе, и даже во всей Логрии, готов пожертвовать. Но и вещами, куда более значимыми для меня.
Лестер и впрямь был готов, еще когда похищать ее собрался: к тому, что история выплывет наружу не только в этом захолустье. И тогда, вероятно, семья будет вынуждена публично от него отречься, вычеркнуть из списка престолонаследия и лишить еще чего-нибудь, например, титула принца Аквилонского. И сделать обыкновенным герцогом, как кузены. И все это представлялось Лестеру сущей ерундой по сравнению с жизнью и здоровьем мисс Гринмарк.
— Скажете тоже, граф! — она фыркнула и тут же любопытно поинтересовалась: — А это у вас которое похищение? Выглядит довольно профессионально.
— А это комплимент или наоборот? — не менее любопытно поинтересовался Лестер, ощущая желания поцеловать ее немедля. И не только поцеловать! Все же тулуп и уличный холод несколько поумерили его пыл, так что он был романтичен и сдержан после похищения. Но когда она вела себя вот так, непосредственно и почти кокетливо, то немедля будила в нем желания совсем нецеломудренные. — Первое, по правде говоря, мисс Гринмарк. Раньше ни одна девица не вызывала у меня желания немедля ее похитить, — совершив это любовное признание, Лестер склонился ближе к ее лицу, глядя в глаза.
— Остальные сами к вам прибегали? А про меня вы побоялись, что не добегу? — снова очень ехидным тоном спросила она, и Лестер не мог не засмеяться тихо, качнув головой. Это была отличная шутка, в конце-то концов.
— Чувство юмора у вас тоже выше всяких похвал, мисс Гринмарк, — отвесил он ей очередной очень искренний комплимент, а потом ответил, вполне честно и откровенно: — От остальных я убегал. Вот, видите, уехал от них подальше из столицы, чтобы не догнали. А тут вы! И вас я бы сам с удовольствием догонял… — Ведь и впрямь, он сюда сбежал, прежде всего, от попыток семейства его женить. На барышнях, ни одна из которых и близко не вызывала у него тех чувств, что сейчас вызывала мисс Гринмарк. Тут он выразительно вздохнул и все же, не выдержав, коснулся губами ее губ — мягко и легко, чтобы не заледенели на морозе после поцелуя. Вот доедут до теплого дома — и тогда… о, тогда он с ней сделает очень много чего. От этой мысли у Лестера по спине и по рукам пробежали мурашки.