Он вздохнул.
— Это не должно быть так неприятно для тебя.
Я взглянула на него через плечо.
— Ты издеваешься?
— Нет, — он приподнялся на локте, край простыни соскользнул и показал его шикарный пресс. — Я знаю, что ты находишь меня привлекательным.
Я отвернулась и положила голову на сложенные руки.
— Находила. Сейчас? Не особо.
— Это так просто не исчезает.
— Такое происходит, когда ты похищаешь кого-то, — мои глаза все еще тщетно искали хоть какое-то оружие.
— Воспринимай это как неизбежное будущее.
— Брак? — я зажмурилась, пытаясь избавиться от бесполезных слез.
— Нет, — он сместился ко мне, от его тела исходил сильный жар, опаляющий мою спину. — По крайней мере, пока нет, — он положил руку мне на плечо, но я откатилась от него к краю, опасно близко к падению на пол.
— Я говорил тебе, что никогда не причиню тебе вреда. Я не хочу забирать у тебя то, что ты не готова отдать, — словно доказывая свои слова, он отодвинулся от меня, его тепло исчезло.
— Что если я никогда не буду готова дать тебе то, что ты хочешь?
— Поверь, ты будешь готова, — его самоуверенность поражала.
— Ты так в этом уверен?
— Да. Ты и я. Бесспорно, — он поднял одеяло и накрыл мое обнаженное плечо. — Вот увидишь.
Я не отвечала, просто смотрела в темноту.
— И однажды, раньше, чем ты думаешь, — он понизил голос, — ты отдашь мне все.
Глава 12
Себастьян
Она не могла уснуть, пока солнце не начало заглядывать за края тяжелых штор, закрывающих широкие окна. Столько раз мне хотелось прикоснуться к ней, обнять. Но она боролась со мной, на что я, конечно же, не возражал. Однако она может пораниться во время борьбы, чего я никак не хотел допустить.
Мне придется ждать, пока она сама не придет ко мне. Было мучительно думать о времени, которое мы потратим на ее злость, о возможных попытках побега и обвинениях в том, что я ее украл. Ее чувства были оправданы, по крайней мере, так бы сказал мой отец. Я понятия не имел, были они или нет.
По крайней мере, она была рядом со мной и вдали от придурка, который был достаточно глуп, чтобы думать, что когда-нибудь сможет претендовать на нее. Даже не могу вспомнить его имени. Я скомкал его образ в своем воображении и выбросил в мусорную корзину моего разума. Может быть, я подожгу ее позже.
Ожидание всегда давалось мне с трудом, но Камилле нужно было время, а мне нужно было набраться побольше терпения. Она должна была принять свое положение. Другого выхода не было. Как только она примет это, то поймет, что это не так уж плохо и на самом деле было оптимальным.
Хотел бы я немного поиграть с ней, пока она будет пытаться найти выход? Конечно. В конце концов, я все еще остаюсь психопатом.
— Что ты там делаешь, сынок? — мой отец постучал в мою дверь.
Я гладил Фрэнки, ее мех был гладким под моей ладонью.
— Просто играю с Фрэнки.
Он распахнул дверь и осмотрел комнату типичного десятилетнего ребенка. Плакаты спортсменов закрывали стены, и коллекция «Звездных войн» от «Лего» была аккуратно выставлена на полке.
— Что случилось, папочка?
Цвет сошел с его лица.
— Сын? Что случилось с Фрэнки?
— Не уверен, — я продолжал гладить ее, радуясь возможности прикасаться к ней. Я любил ее с того момента, как отец принес ее домой, и она выбрала меня. Она стала спать в моей комнате, свернувшись калачиком на моих коленях, пока я сидел неподвижно. — Я спустился вниз сегодня утром и нашел ее на полу в кухне. Неподвижную.
Его глаза расширились, когда они перемещались от меня к кошке и обратно.
— Она мертва, сынок.
Я продолжал гладить ее шерсть.
— Да. Я так думаю.
Он вошел и сел рядом со мной на кровать.
— Ты сделал это? — он положил одну руку мне на плечо. — Я... Я не буду сердиться. Мне просто нужно знать правду.
Я не мог понять его вопрос. Что я сделал? Но потом мне стало понятно. Мой отец думал, что я убил ее, мою любимую кошку.
— Ты имеешь в виду, что это я убил Фрэнки?
— Да, сынок, — он сжал мое плечо, хотя я чувствовал дрожь в его руке. — Это ты убил ее?
— Нет, — я встретился с его глазами. — Я клянусь. Я нашел ее в таком состоянии. Я любил ее, папочка. Я бы никогда не причинил ей вреда. — Я клянусь, — я послал ему мой самый «взрослый» взгляд. Я не лгал своему отцу. Никогда. Всякий раз, когда мой детский мозг страдал от зрелого момента ясности, я мог видеть, что папа был единственной преградой, стоящей между мной и особым учреждением. Он говорил мне об этом несколько раз.