— Договорились, — выдавила я.
Он поднес мою руку ко рту и прижался к ней губами в нежном поцелуе. Затем отпустил меня, а я просто стояла и смотрела на него, смущенная старомодным жестом.
— А теперь давай поедим.
Поспешив открыть мне дверцу, Генри помог мне выйти из машины. Я удивилась, когда он, продолжая крепко удерживать меня за руку, направился к ресторану.
Мы собирались пообедать в пиццерии?
Я не знала, то ли мне обидеться, то ли вздохнуть с облегчением.
Словно почувствовав мои мысли, Генри улыбнулся мне.
— Я мог бы пригласить тебя в шикарный ресторан, но мне хотелось спокойно пообедать с тобой. А в этом месте, черт возьми, подают лучшую пиццу и мороженое в Бостоне.
С облегчением я последовала за ним внутрь.
— Ты любишь пиццу?
Его брови сошлись на переносице.
— А есть такой человек, который не любит?
— Вполне справедливо.
Мы сели за маленький столик. Я — на красную кожаную банкетку, тянувшуюся во всю длину ресторана, а Генри — напротив меня в черное кованое кресло. Я вдруг поняла, что не знаю, что сказать или сделать теперь, когда мы выставили наше влечение на всеобщее обозрение.
Однако Генри, кажется, в любой ситуации чувствовал себя комфортно.
— Так что же заставило тебя захотеть стать метеорологом?
— Хм... — я в замешательстве уставилась на него. — Мы реально собираемся «узнать друг друга получше»?
— А что еще нам делать? Сидеть здесь и смотреть друг на друга? Я не против, потому что вид потрясающий, но всегда считал, вид становится еще красивее, когда узнаешь детали.
— Ты всегда знаешь, что сказать?
Генри улыбнулся.
— Я первый задал вопрос.
— Ладно. — Я вздохнула. — Я выросла в Коннектикуте, в маленьком городке, и однажды на День карьеры в средней школе метеоролог с местной станции пришел поговорить с нами о своей работе. Она была умна, очаровательна и очень добра ко мне. — Я одарила его кривой, несколько смущенной улыбкой и призналась: — Я была пухленьким, неуклюжим ребенком. Не очень популярной. Все остальные пытались привлечь ее внимание, но она выбрала меня и открыла секреты своей работы. И я сразу же влюбилась.
— Одно мгновение доброты может изменить все.
— Доброта не стоит ни цента, и все же она бесценна.
Его ответный взгляд был слишком мягким, слишком нежным.
И, к счастью, в этот момент официант пришел принять наш заказ.
Когда он ушел, я сменила тему разговора.
— А ты? Тебе нравится работать в банке отца?
— Нравится. Я управляющий директор, отвечаю за привлечение клиентов. Это значит обедать в шикарных ресторанах и много путешествовать. Что соответствует моей личности.
— Держу пари, так оно и есть. — Он был идеальным продавцом — никакого подхалимства, только природное обаяние. — И ты стал управляющим директором сразу после окончания колледжа?
— Нет. Отец готовит меня к тому, чтобы в скором времени занять пост главного операционного директора. Он обхаживал меня целую вечность. После колледжа я поступил в банк младшим аналитиком. Дорос до старшего аналитика, затем до вице-президента, затем до директора, а затем до управляющего директора. Мой отец хотел, чтобы я понял, как функционирует бизнес на всех уровнях. Ну, не совсем на всех — пропустил почтовое отделение.
— Очень умно. — Я была поражена, что он сумел продвинуться по служебной лестнице, пусть даже и не из почтового отделения. — И тебе это действительно нравится? Ты бы не хотел заниматься чем-то другим?
Генри улыбнулся мне.
— Я не клише, Надия. Я не бедный маленький богатый мальчик с печальной историей из семейного давления и подавленных страстей. У меня хорошая семья, счастливая жизнь и работа, которую я люблю и на которую могу положиться.
Я кивнула, желая, чтобы не было редкостью встретить кого-то, кто был бы так доволен своей жизнью.
— Я думал, тебя не интересует все это знакомство друг с другом?
Я закатила глаза на его поддразнивания.
— Я от природы любопытный человек. Не бери в голову.
— Любопытная, говоришь? — Он приподнял бровь, и я увидела в его взгляде сексуальную подоплеку.
— Одна ночь, Генри. Не так уж много времени, чтобы удовлетворить мое любопытство.
Его голубые глаза, кажется, потемнели и загорелись.
— Времени достаточно.
Возбуждение сделало его голос более глубоким, и внезапно я представила себе все то, что хотела бы, чтобы он сделал. Похоть пронзила меня, потрясая до чертиков. Дыхание сбилось, и я почувствовала, как соски под рубашкой напряглись.