— Все идет по плану, — я сел напротив него. — Камилла должна быть здесь, со мной. Вот увидишь. И она тоже это поймет.
— Я стою прямо здесь, псих, — она закусила ноготь между зубами.
Я ненавидел страдания на лице отца, но ничего не мог поделать.
Он покачал головой, затем повернулся к Камилле.
— У тебя есть семья, дорогая?
— Вы имеете в виду, будет ли кто-нибудь скучать по мне? — горький тон в ее голосе, казалось, смутил моего отца еще больше.
— Я уверен, что многие люди будут скучать по тебе, — он попытался улыбнуться. — В этом нет никаких сомнений. И мне очень жаль.
— Если вы сожалеете, то скажите своему сыну отпустить меня!
Он посмотрел на меня, беспокойство вытекало из него, как воздух из проколотого легкого.
— Ты должен отпустить ее, Себастьян.
— Я знаю, вам двоим трудно понять это, но так правильно. Я не собираюсь ее отпускать.
— Сумасшедший! Ты не можешь просто украсть человека! — Камилла повернулась ко мне спиной и опустила голову. — Я должна быть на Амазонке, — пробормотала она, прижав руки к лицу.
— Сын, — нежный тон моего отца — тот, который он использовал, когда изо всех сил пытался достучаться до меня — того, кто, как он надеялся, существовал внутри психопата (небольшой спойлер: был только психопат), — настиг меня. — Когда мы говорили сегодня утром, я надеялся, что ты шутишь. Но вижу, что это не так. Я так и знал, — он отрицательно покачал головой. — Я сделал все возможное, чтобы вырастить тебя, показать тебе, как быть хорошим человеком, несмотря ни на что. Это не выход. А теперь ты купил себе билет в тюрьму. После всего, что я сделал, чтобы держать тебя подальше от таких учреждений, — слезы навернулись на глаза. — Сынок, пожалуйста, просто отпусти ее.
— Я не ожидал, что ты поймешь. Но ты поймешь со временем, — я указал пальцем на Камиллу. — Она заставляет меня чувствовать, — потом снова на него. — Твои слезы, они должны заставить меня грустить, не так ли? Это не так. Я вижу, что ты расстроен, и первая моя мысль: «я не хочу, чтобы ты был несчастен», но я не чувствую твоей печали. Однако, что касается нее… — я наклонился вперед, как будто близость может заставить моего отца понять. — Когда она плачет, когда смеется — я чувствую это здесь, — я похлопал себя по сердцу. — У меня никогда не было этого, я никогда не испытывал ничего подобного. Я не могу это так оставить. Разве ты не видишь?
Камилла обернулась ко мне, ее глаза были грустными, хотя я подозревал, что она жалеет больше меня, чем себя.
Папа взглянул на нее, потом на меня. На его лице появилось что-то новое. Это казалось почти… обнадеживающим?
— Сынок, выйди на минутку из комнаты, хорошо? Я бы хотел поговорить с Камиллой.
Я не хотел оставлять ее, но доверял отцу.
— Хорошо, — я шагнул к двери, несмотря на желание вернуться к ней.
Папа похлопал по месту на диване, который я только что освободил, призывая Камиллу присесть рядом, и последовал за мной до двери.
— Сынок, выключи камеру. Звук тоже.
Он закрыл черную дверь перед моим носом, и я остался в полной темноте.
Они появились после, спустя, казалось, вечность, но технически прошел только один час и сорок три минуты.
Я оттолкнулся от стены, у которой ждал. Когда папа обнял Камилу, я хотел отделить их. Она моя. Это был первый раз в моей жизни, когда я думал о том, чтобы нанести вред моему отцу. Однако я остался на месте и уделял пристальное внимание своим репликам.
Глаза у нее были влажные, нос слегка красноватый. Она плакала. Отец шмыгал носом. Они плакали вместе. Когда Камилла, наконец, посмотрела на меня, в ее глазах появилось какое-то новое понимание, а также ее обычная настороженность.
— Что я пропустил?
Папа направился к столовой.
— Что Рита готовит на ужин?
Камилла последовала за ним.
— Ты не собираешься рассказать мне, что вы обсуждали?
Я был озадачен.
— Нет.
Бл*дь. Я полагал, что хорошей новостью было то, что она не казалась более склонной к побегу, чем раньше.
— Ты решила перестать пытаться уйти?
Она покачала головой.
— Это займет гораздо больше сил и времени, чем разговор с твоим отцом, чтобы я согласилась отказаться от своей «свободы».
— Но вы оба обнялись? — это звучало глупо. Я знал это, но сгорал от любопытства узнать, что они обсуждали. — Значит, все хорошо?
Она остановилась перед тем, как идти в столовую.
Ее голубые глаза пронзили меня, а затем Камилла взглянула на моего отца.
— Скажем так, я не единственная твоя жертва.