Мать изменилась в лице.
— Тот случай в библиотеке… И с водопадом?
— Да, разумеется, это не были несчастные случаи, я не настолько бестолковая, чтобы прыгать со скал или опрокидывать на себя шкафы. Но я не хотела жаловаться.
Ясмин тут же подняла руку, словно защищаясь от материнского взгляда:
— Это не твоя вина. Я весь тот год читала жизнь Священного Антропуса из рода малых Смоковниц, ты его помнишь, наверное. Не солги, не предай, не возжелай чужое, в страданиях и долготерпении растёт качество твоего оружия… Да и потом, в Варде было куда хуже, чем с Лёном.
Теперь из одеяла выбралась и мама, села напротив и заглянула в лицо. От тёплого тревожного взгляда стало хорошо, а потом сразу плохо.
— В Варде было настолько плохо? — спросила она.
Ясмин показалось, что даже с недоумением.
Но да, было очень плохо, и она не может, просто не может об этом сказать. Сказать это человеку, который собственными руками отправил дочь едва ли не в могилу.
— Терпимо, — поправилась Ясмин и сурово улыбнулась.
— Мастер Белого цветка когда-то была моим другом, я верила, что она позаботится о тебе.
Ясмин вздрогнула. Значит, вот как. Вот почему умерла мастер Белого цветка. Она сжала руки, комкая одеяло.
— Да, — с трудом сказала она. — Мастер Белого цветка была твоим другом.
Неприятный разговор они закончили не сговариваясь, только где-то на самом дне сердца остался тонкий меловой осадок от несказанных слов.
Зато к завтраку они вышли при полном параде, как сказала мама. Правда, как выяснилось в процессе, они подразумевают под этим совершенно разное. В мамином понимании одежда должна не стеснять движений, быть чистой, серьги маленькими, а лучше и без них. Браслеты должны быть потеснее, пояс покрепче, а сапожки без всяких глупостей вроде бисера или жемчуга. А волосы в пучок понадёжнее, чтобы не распался до вечера. Полный парад занял у них не больше пяти минут, и Ясмин даже не успела воспользоваться увлажняющим травяным кремом.
Глава 22
В столовой обретались Верн и Хрисанф — одинаково хмурые. Близость Бересклета откровенно угнетающе действовала на первого, а Хрисанф явно был в обиде на саму Ясмин.
— Доброго рассвета, — угрюмо сказал он.
Впился глазами в Ясмин. А Верн, даже не делая вид, что соблюдает этикет, вяло ковырялся в блюде с брезгливо-постной миной. Можно подумать, что в Варде его кормят златом и жемчугом, а не этими пошлыми овощами с парной крольчатиной. Его жажда перессориться с кем только можно буквально выплескивалась невидимым гейзером.
— Доброго, — сгладила неловкость Ясмин. — Хочу после завтрака показать тебе сад, пока мама будет в лаборатории.
— Мне покажи, — недовольно сказал Верн. — Хочу увидеть сливы, а то никогда не видел, знаешь ли. Ну или вишню, та ещё редкость в Варде…
Ясмин краем глаза наблюдала за матерью, но ту не тронул пламенный спич Верна. По всей видимости, он вообще никак ее не интересовал.
— Тогда, может быть, ты хочешь увидеть Мирту? — с рассеянной улыбкой спросила Ясмин. — Второй такой на свете нет, не то, что в Варде.
Верн полоснул ее взглядом и тут же заткнулся. Должно быть, они уже успели познакомиться с ясеневой девушкой, у которой язык, как бритва. Нет-нет, да и резанет по больному.
— Вас достойно разместили? — мама вступила в вынужденный диалог, когда они почти закончили трапезу.
— Мы благодарим вас за приют и покой в вашем доме, — ответил Хрисанф.
К удивлению, Ясмин, Верн забормотал схожие слова благодарности, словно не злился пятью минутами раньше. От спокойного тона матери лицо у него вытянулась и пошло красными пятнами, словно его отходили крапивой, как нашкодившего мальчишку. Фактически, мама демонстрировала забытые традиции Варды, где в покоях не ведут войн и раздоров, а достойные люди всегда сумеют найти общий язык.
Когда они перешли к окнам, чтобы выпить утренний кофе, в столовую заглянул глава Астер.
— Ты уже поднялась, милая Гербе?
Первые несколько секунд было чувство, что он увидел ее одну, но нет. Перевёл взгляд и на них. Жабьи глаза под морщинистым темным пергаментом век уставились на Ясмин в упор.
— Ясмин, — голос обрёл знакомую сухость. — Господа. Доброго рассвета.
Он коротко кивнул и переключился на супругу:
— У нас нынче гости, милая, и я распоряжусь организовать приятный вечер ко второму двоечасию после полудня, ты успеешь?
— Мастер Абаль достаточно здоров, чтобы принять участие в праздничном обеде, — кивнула мама.
Ясмин смотрела только на неё, но не смогла расшифровать сложные эмоции, оживившие ее всегда спокойные глаза. У неё были ещё тысячи вопросов, которые она хотела бы задать матери, но время утекало сквозь пальцы, а Ясмин никак не могла решить, что важнее — спросить про взятую у Абаля метку или узнать, помнит ли она про сливы, которые они собирали на ее шестилетие. Они висели вдвоём на тонких чёрных ветках, как две обезьяны, и все перемазались в тягучей янтарной смоле. Солнце переливалось полуденным огнём, и жизнь казалась беспечной и радостной, как тот день. С точки зрения Ясмин это было важнее.
Но Абаль… Тоже был важен.
Глава Астер ушёл вслед за матерью, а Ясмин, полностью дезориентированная, осталась в столовой. Это было забавно, но без матери утлое суденышко ее судьбы лупило о скалы, потому что ее якорь ушел.
— Хочу в вашу библиотеку, — тут же заявил Верн, едва столовая опустела.
— Нужно будет получить разрешение главы, — со вздохом признала Ясмин. — Он любит книги больше собственных детей.
— Больше тебя? — уточнил Хрисанф.
— Меня он вообще не любит, — усмехнулась она. — Я не его ребёнок.
Верн с Хрисанфом промолчали. Слухи о ее незаконнорождённости бродили по Варде, как молодое вино в бочке, клубясь и пенясь, но не пересекая дубовой крышки. Уязвить в споре не брезговали, как в своё время и сам Верн, но наверняка никто ничего не знал. Ясмин молчала, как тайна следствия.
В столовую просунулась веселая физиономия Мечтателя.
— Дуй к папаше, сестрица, он вчера ждал чуть не до ночи. На последней трапезе был зол, как Актинобус Корва в кондитерской, даже душке Ай досталось.
Ясмин тихо засмеялась. Актинобус Корва — чудный дар Чернотайи, слегка усовершенствованный их матерью. Тот самый, который принудительно рос в памятном торте и разнёс половину столовой залы.
— Айрис ругать не за что, она же идеальна, — сказала она все ещё с улыбкой.
Мечтатель криво усмехнулся.
— Я бы даже сказал, насквозь идеальна. Если ее вскрыть, внутри будут только радуга и розовые помпончики.
Верн и Хрисанф молча следили за их странным диалогом. У Ясмин было неприятное чувство, что они с огромным любопытством изучают ее семью. Оценивают, как тот самый род Бересклета, приведший существующий мир к расколу, мирно обсуждает текущие дела, ссорится или мирится, спит и трапезничает. Они для них, как историко-биографическая драма в театре.
Говорить о тотеме Бересклета, который всего лишь четверть века назад властвовал над умами юного поколения цветков, владел Вардой от колыбели и до посмертия, было дурным тоном. Лучшее забылось в мгновение ока, труды мастера Гербе были скрыты в чёрной части государственного архива, ее изобретения были утилизовать, научные ее лозунги были признаны опасными и вредными. Гениальный боец Астер Бересклет был низвержен вместе с супругой, детьми и боковыми ветками своих ближайших соратников и родни. Гуманный суд Варды оставил их в Чернотайе на милость той судьбы, которую они своими же руками и создали. Предполагалось, что их обрекли на постепенное умирание.
Варда, конечно же, бдила. Мастера Гербе и Астер не те люди, которых можно оставить без пригляда, и раз в полгода доверенный отряд Примула навещал пленников собственного эксперимента.
Так было до того дня, в который они забрали Ясмин. После этого тотем Бересклета исчез — вместе с домом, садом, лекарственным огородом. Даже озеро с водопадом исчезло. Исчезли и официально были причислены к умершим, но Ясмин-то знала. Клятва сидела жабой в ее груди, горела огнём ночами. Бересклет был жив и ждал ее.