Но мама смеялась и смеялась, и тоже не отпускала ее от себя.
Они распались только к вечеру.
— Я приду к ночи, — шепнула мама. — Ты должна поужинать, принять ванну, сменить платье, увидеть свою комнату.
Ясмин, сияя, как тысяча люфтоцветов, прошла через холл, залитый солнцем от пола до потолка, звякнула стеклянным, отделанными золотом и серебром дверями, поднялась по старой темной лестнице. Та пряталась в самом углу и мало напоминала парадную, но вела под самую крышу, где пряталась ее детская. Лепилась, как ласточкино гнездо, к самому краю дома.
Все, как в ее воспоминаниях. Огромная кровать, занимающая половину комнату, тяжелый темный письменный стол, вплотную соединённый с кроватью, резной стульчик. Двойная скамейка для ног — без неё не добраться до кровати. Не комната — птичья клетка. Туалетная комната, гардеробная, мини-столовая — все вынесено за пределы детского уютного гнезда.
Ясмин упала на кровать по-птичьи раскинув руки, умирая от сотен тысяч воспоминаний. Она поняла — это не ее мама. Это мама той, другой, давно погибшей Ясмин, которая жила в ее голове. Но имело ли это значение, если они настолько одинаковы?
Мама пришла к самой ночи, и они снова болтали обо всем на свете, и Ясмин позабыла о том, что у неё нет на это прав.
Она проснулась от стука в дверь. Очень настойчивого.
С трудом сползла с громадной кровати, и путаясь в ночной сорочке до пят, открыла. И не сразу поняла.
В почтительном полупоклоне перед ней согнулась милая девушка в возрастном диапазоне от пятнаднадцати до шестидесяти трёх. Ну или согнулось. Потому что на растение она была похожа ничуть не меньше. Человеческое тело с четырьмя руками, сплетенными из зелёных узловатых волокон, в розовых волосах пробивались редкие листики. Ясмин взглянула в ее глаза, и вздрогнула. Не растение. Человек. Глаза у неё были живые и несчастливые.
Продукт Чернотайи. Тот самый несуществующий на бумаге эксперимент с человеческой днк.
— Доброе утро, — хрипло сказала девушка. — Вас ждут в столовой.
Голос у неё прерывался и поскрипывал, словно сквозь горло у неё рос вьюн.
Ясмин отступила от неё и с трудом удержала маску безразличия. Самоконтроля хватило только на легкое пожатие плечей:
— Через половину двоечасия.
Из краткого анализа доступных данных делалось ясным, что матери в столовой не будет. Там будут совсем другие люди. Ее, якобы, семья. Ее детские данные давно устарели и, возможно, она встретит уже давно и безвозвратно изменившихся людей.
— Как тебя зовут? — крикнула она.
Девушка уже успела завернуть за угол коридора, но услышав ее голос, остановилась. Издалека она была похожа на гигантского муравья, вставшего на задние лапки.
— Мирта, — все так же безэмоционально ответила она, а после продолжила свой неторопливый путь.
Даже не обернулась.
Ясмин приняла ванну, а после отыскала в гардеробе пару блеклых платьев. Наверняка, маминых. Та никогда не заморачивались внешней красотой и не была тщеславна, в отличие от новоявленной Ясмин. Ни в комнате, ни в ванной даже зеркал не было. Но что поделать — нужно работать с тем, что есть.
К завтраку она спустилась свежая, как утренняя роза. Надолго застыла у зеркала, обнявшего белой лентой коридорную стену. Она, наконец, увидела себя. Бледное, классической лепки лицо, серые, полные прозрачного хрусталя глаза, вздёрнутые к виску, крупный рот — ее безусловный козырь, когда окрашен в жаркий ягодный. Тонкие волосы, убранные в детскую косу. Худое, лишенное активно выдающихся достоинств тело, тонкая шейка, схваченная у самого горла полоской платья.
Разве что взгляд стал слишком жестким.
Ничто, типа, не проходит бесследно. Сквозь нежную юность пробивалась стальная госпожа, которую жизнь ох, как потрепала.
И выползли веснушки. Столпились желтым пятном у острого носика. Тьфу просто.
Но это было ее собственное лицо. Некрасивая, но своя, с усмешкой подумала Ясмин.
Она шла по коридору, считая каждое движение в зеркале. Кошачью гибкость и танцевальную пластику, разочаровывающее лицо, холодный острый взгляд. Стоило признать, соединенные в одно целое, они с Ясмин выигрывали.
Целеустремленная, вспыльчивая, мстительная Ясмин. Изящная до умопомрачения. И кризисный аналитик с наработками в криминологии, способная сделать выигрышной любую внешность. Они бы не поладили.
Но, к счастью, им было предначертано встречаться только во сне.
Ясмин прошла по зеркальному коридору, изучая каждое движение, пойманное в ловушку зеркал. Кругом идеальная чистота, которую не знало ее ведомство — ни мушек, ни просыпанной земли, ни потертостей на блестящем паркете. Впрочем, цветов в доме тоже не держали. Это уже был не дом ее детства, где по дому носились весёлый белки и кролики, а на окнах выращивали декоративную мушмулу. Где по углам были воткнуты самые странные, экспериментальные растения, а лаборатории начинались со спальни. Теперь это был высокомерный и холодный дом очень богатого человека.