Несколько будок с едой и второсортной одеждой, примерно такой же, что сейчас висела на мне, выстроились в полукруг на уделанной конским навозом площадочке. Сами лошади, запряженные в телеги, стояли хвостатым задом к покупателям и отгоняли надоедливых мух. В телегах визжали молодые поросята, верещали цыплята и разлагалось сено. Аппетит пропал, а вот голод нет.
Я вальяжно походила меж продаванов, прикидывая, что можно умыкнуть. Похоже, приняли за покупателя, это хорошо. Мне приглянулся один мужик, жаривший мясо и сочные сарделины прямо на улице. Запах разносился такой, что слюни текли не только у голодного, но и у каждого, кто уже набил себе брюхо на несколько лет вперед.
Ждала-ждала и дождалась.
— Дайте, — говорю, — вон тот сочный зажаристый кусок.
И сверкаю своими глазами-изумрудами. Такая красота, по-моему, дороже всякого золота. Доверчивый мужик. Протянул мне даже в тарелочке, ах, сок стекал по румяным бочкам этого говяжьего кусочка.
— Сколько с меня? — лукаво улыбаюсь я.
— Десять, — крикнул мужик. — Но для тебя, красивая, восемь!
Урод. Той молодушке продал за шесть. Я косо поглядела в ее сторону. Ну, что ж, пора, — подбодрила я себя и бросилась бежать.
— Лови воровку, — закричал жарщик. — Украла!
А я бегу. Мне терять нечего. С ними мне не жить, детей не рожать. А есть хочется. Пока бегу, уничтожаю улики преступления. Прямо на ходу жую вкуснятину. Оборачиваюсь, все еще бежит за мной, гад. А толпа его подначивает. БАМ! Я расшибла нос в кровь обо что-то железное. Мясной деликатес выпал из руки и прокатился, собрав пылищу, по земле.
Стража. Потрясающе. Вернее, стражник.
— Ага, — торжествующее заявил волосатый продаван. — Попалась, воровка!
Я встала, вытирая запястьем кровь, не забыв прихватить обваленный в каменистой пыли мясной кусок.
— Забирай.
Я досадливо кинула в продавана несчастный кусок мяса, так и не успев им насытиться в полной мере.
— Господин стражник, — услужливо залепетал волосатый. — Вот, полюбуйтесь. Эта лысая гадина уволокла у меня товар и не заплатила.
Я очень грустно посмотрела на мужчину в железных доспехах. Ах, как он хорош: широкоплеч, голубоглаз, прямонос, шикарногуб, томновзгляд! Не обстоятельства, так я бы с ним прогулялась. Под луной. Хе-хе.
— Что вы скажете в свое оправдание? — сурово, но с искоркой, спросил стражник.
— Я все вернула, поглядите, — мужчина в доспехах не мог оторваться от моих изумрудов, а я от него.
— Девушка все возвратила, — лукаво подтвердил красавчик.
— Но…, - волосатый озадаченно переводил взгляд то на меня, то на него.
— Расследование закончено, девушка, вы пойдете со мной для дачи показаний.
А я и не против. Если он меня не хочет обмануть.
Мы остались наедине. Я утерла подолом кровь с носу.
— Ты новенькая? — поинтересовался стражник.
— Да, — ответила я, не совсем понимая, о чем речь.
— Как тебя зовут, лысенькая?
— Зови меня Манька.
— Погоняло что ли?
— Вроде того. А ты…
— Марс. Покажи свою татуху.
— Чего? — подивилась я.
— Ну ты точно не из этих?
— Которых? — все больше удивлялась я.
— Праотцовских.
— Не, — замотала я головой. — Я из этих, каких там…
— Вижу, гареловская ты, — и загоготал.
Гарелий, кто ж он там?
— Огненная, в общем. За ухом у тебя пламя набито.
Тут я совсем запуталась. В мелькнувших воспоминаниях я видела солнце, старуха говорит, что я под покровительством луны, а за ухом набит огонь. Что-то не сходится. Кто же я все-таки?
— Не бойся, я из наших. Такой же, как ты. Из клана огня, — чтобы уверить меня, он ткнул своим указательным пальцем чуть ли не в глаз. Там, на подушечке красовался фитилек с маленьким пламенем свечи.
— Мне бы поесть, — шлепнула я его по руке. — Мы ведь, огненные, помогаем друг другу.
— Потерпишь полденечка? Закончу дела. Дойдем до другой деревни, недалеко она, а то тут слишком горячо. Там и поедим. И на ночлег останемся. Но хватит на одну койку только.
— Значит, на полу поспишь.
Марс изначально показался мне горячим мужчиной, но говор его деревенский остудил мой пыл. Как-то туповато он вел беседу. Поэтому койку с ним делить я передумала.
— Девушка со мной, — заявил мой сопроводитель как только мы вошли в непритязательную корчму. Впрочем, с ним никто спорить и не хотел.