С другой стороны, он знал, что торопиться ему некуда, впереди жизнь намного более длинная, чем у обычных людей. Однако его окружали те, чей естественный жизненный срок – самое большее лет девяносто, причём последняя треть жизни уже не может быть активной. Да и вероятнее, что большинство поумирает задолго до старости, едва успев попробовать, что такое зрелость. И Роннар как-то невольно начинал смотреть на жизнь их глазами, потому что, даже зная свой срок, ты не можешь его чувствовать, и поневоле поддаёшься общему настрою.
А устойчивость бытия, его скудость на новости, которую большинство окружающих так ценило, Роннара, наоборот, угнетала до тошноты. Ощущение своей незаурядности словно в спину подталкивало, лишало покоя: он-то – не все! Он-то – особенный! Конечно, каждый человек, хоть раз задумывавшийся о собственной жизни, мнит себя выдающимся, и тут парень ничем не отличался от других. Вот только его аргументы звучали весомее.
При мысли о своей необычности он начинал всерьёз рассматривать возможные варианты действий. Здесь, в захудалой Хотиме, ловить нечего. Но что искать в далёких краях, в других областях, под властью других князей? вряд ли какой-нибудь правитель рад будет с ходу взять его к себе и сразу сделать… Кем? Кем вообще он хотел бы стать? Какую жизнь вести? Он и сам не знал.
Воспитанная армейской службой привычка повиноваться долго сдерживала инициативу. Он всё откладывал и откладывал окончательное решение, тем более что на осторожные вопросы: может, его отправят в патруль, а может, в разведку? – начальство реагировало мрачно и резко. Мол, сиди на месте, не дёргайся, таково распоряжение самого тиуна. А с распоряжениями княжьих наместников не спорят. Самое большее, что он мог позволить себе – посетить трактир в ближайшей деревеньке, построенный с явным расчётом на солдат из замка, иначе б зачем в такой крохотной деревеньке такое большое заведение?
Встреча в трактире с давним другом, в отличие от него служащим в разведывательных частях, была приятным сюрпризом, хотя Роннар на это отчасти рассчитывал, и даже денег взял с запасом. Как и все, друзья заказали по порции обеда, хлеба взяли по буханке, а сидр и эль на столы подавался сразу большими кувшинами, и каждый наливал себе столько, сколько требуется, чтоб утолить жажду.
– Ну-ка, что сегодня готовится на обед? – Аригис, тоже довольный, что наконец-то встретился с добрым приятелем, улыбался вовсю.
– Бобовая похлёбка, пирог с потрохами, кровяная колбаса, – перечислила хозяйка, которая, засучив рукава, усердно мешала поварёшкой в огромном котле, вмурованном в печь.
– Что – зарезали телёнка?
– Именно так. Отличный крепенький телёнок, тебе понравится, солдатик. Плати монеты.
– Здесь хорошая телятина, – сказал Роннар, отламывая кусок хлеба от выложенной на стол буханки. – У местных полная свобода выпасать скот где угодно и окашивать лучшие луга на холмах. И, кстати, только в этом месяце есть возможность попробовать свежее мясо. Позже будет только копчёное, да ещё солонина. Таковы уж привычки у здешних – скот режут весной. Осенью – редко и мало.
– Что ж. Пожалуй, доплачу. Хочу попробовать и печёнку в масле, и жаркое.
– Не лопни. И не протрать всё жалованье. Местные рвут с солдат столько денег, сколько смогут. Из других источников им живой монеты не добыть.
– Ничего, мне хорошо заплатили. Как всегда.
– Ну, рассказывай.
– Да что тут можно рассказывать! Всё по– прежнему. Только ещё хуже. Ты ведь знаешь, что творится в мире. Так вот, могу тебе сказать, что разгуливающие по деревням слухи либо близки к истине, либо приуменьшают масштабы беды.
– Так рассказывай, рассказывай. Подробнее. Где твой отряд был на этот раз?
– Драготина и Вейфе Мятла. Прошли по самой границе с Иоманой, но даже на полшага не заступили. Я интересовался у командира, а потом ещё, по возвращении, у старшего, почему бы не попробовать там почистить. Но мне только по лбу постучали, мол, ещё князь будет тратить на Иоману время, солдат да деньги! Думай, мол, что говоришь, там ведь уже всё захвачено. Спасать, мол, нечего.
– Бред какой-то.
– А то! Я им говорю, мол, бестии ж на границе Иоманы не остановятся. Они ж дальше пойдут, так что, им и Драготину и Мятлу оставлять, что ли? А потом и прочие области? Чем князь в результате управлять– то будет? А меня послали, мол, не твоего солдафонского ума дело.