Он закатал по локоть рукав телогрейки. На левой руке у него были двенадцать глубоких шрамов, соответствующие количеству его жертв. Взмахнув ножом, Гена сделал себе ещё одну отметку. Кровь полилась из раны, стала капать на водительское сиденье.
— Мля! Чуть руку себе не отрезал! А больно-то как! — Шлепок потянулся правой рукой к «бардачку», достал из него тряпку, обмотал ею руку.
Он попытался выехать задним ходом, но машина стояла на месте, а колёса проворачивались. Попытался ехать вперёд, но тоже безрезультатно. Выйдя из машины, Гена открыл багажник, попытался найти лопату. Лопаты в багажнике не было.
— Твою мать! Это надо же так попасть! Вот невезуха!
Сплюнув себе под ноги, он углубился в лес. Через пять минут, нарезав охапку еловых веток, он вернулся к машине и подложил ветки под колёса. Однако, как бы Шлепок ни старался, машина не ехала ни вперёд, ни назад.
— Давай, мля, корыто ржавое! — кричал Гена, нажимая на педаль газа.
Вдруг из-под капота повалил дым.
— Твою мать! — Шлепок выключил двигатель и вышел из машины.
Он ходил вокруг старенького «Москвича», засунув руки в карманы, не обращая внимания на дым, и разговаривал сам с собой.
— На машине домой не доеду. Чтобы её вытащить отсюда, понадобится трактор. Если сюда приедет трактор, вездеход, или что— нибудь ещё, все сразу увидят это дерьмо. — Шлепок пнул ногой лежащее на земле тело. — Все сразу поймут, что это дело моих ручек, и отправлюсь я опять на зону. Ну, уж нет! Куда угодно, только не на зону. Моя жопа нужна мне для других целей. Только не на зону. А что нужно сделать, чтобы отвести от себя подозрения? Завтра утром прийти в милицию и сказать, что машину угнали. Я был дома, спал, а это сделал кто-то другой. Гениально! И сучку сжечь вместе с этим корытом!
С трудом затащив тело девушки в салон машины, предварительно сняв с неё всё золото и вытащив из сумочки все деньги, Шлепок достал из багажника канистру, в которой было немного бензина, облил бензином машину, чиркнул спичкой. На ветру спичка потухла. Попробовал зажечь ещё одну спичку — тоже безрезультатно.
— Мля! Это что за х…
Спичка загорелась. Шлепок поднёс её к небольшой лужице бензина, похожей на человеческую руку, тянущуюся от машины. Бензин вспыхнул, а вместе с ним загорелись руки Гены.
Как птица, махая горящими руками, пытаясь сбить пламя, громко крича, Шлепок бежал по колее, оставленной колёсами «Москвича». В голове его вертелась только одна мысль: «Подальше от машины!»
За спиной прогремел взрыв. Шлепок упал лицом в снег. Теперь уже горели не только руки, но и вся телогрейка. Визжа и матерясь, Гена катался по снегу, пытаясь сбить пламя. Когда с огнём было покончено, Геннадий поднялся на ноги, бросил взгляд на полыхающую машину, посмотрел на обгоревшие руки.
— Охренеть! Как поросёнок зажарился! Бывает же такое!
Увидев впереди остановившуюся на обочине машину, Шлепок резко свернул налево и укрылся в еловых зарослях.
— Вот это да! Ну, вообще, мля!
Гена понял, что добраться до Покровского по дороге не сможет, так как его потом смогут опознать водители проезжающих машин. Оставалось только одно — выйти к железнодорожным путям и идти по рельсам. Так даже короче будет. Оставалось только найти тропинку, которая вела к железной дороге.
Передвижение по снегу было тяжёлым. В темноте Шлепок всё время натыкался на кусты, на поваленные деревья. Он падал, опять поднимался на ноги и, чертыхаясь, шёл вперёд. Болел порез на руке, болели ладони. Прожженная огнём телогрейка не грела, холодный ветер пробирал насквозь.
— Что же такое? Всегда всё шло нормально, а сегодня… Не зря же говорят, что число тринадцать — несчастливое. А может, просто сучка вредная мне попалась? Мля! Забыл серёжки с ушей снять и голову в машину бросить. Ну ладно, поздно уже…
Рассуждая вслух, Геннадий вышел на тропинку, ведущую к железнодорожному полотну, протоптанную жителями окрестных деревень. Пройдя минут пять по тропинке, Шлепок вышел к железной дороге.
Ну, наконец-то! — Гена улыбнулся. — Хоть в чём-то повезло.
Прихрамывая, он шёл по рельсам. Холодный ветер бил ему в лицо. Боль в руках стала невыносимой. Шлепок дрожал на ветру и выл. Ему вдруг стало тоскливо и одиноко. Он чувствовал себя одним во всей вселенной и никому не нужным. Его стало лихорадить. Внутри разгорелся огонь, тело сотрясалось мелкой дрожью, на лбу выступил пот.
— Кажется, простудился, мля! Только этого ещё не хватало! — Геннадий шмыгнул носом, похлопал себя руками по плечам, пытаясь согреться.
Повязка на руке пропиталась кровью, потяжелела. В какой-то момент Шлепок почувствовал, что повязка соскользнула с раны, по руке потекла горячая кровь.