Иван снял перчатки и швырнул Радость-17 на пол. Он не знал, что еще можно сделать. Труп маленькой девочки никуда не годился. Затылок расплющен, мозг вытекает наружу. Она умерла навсегда.
Коллеги пялились на него отовсюду. Если на них не смотреть, то они вовсе будто исчезли. Здесь только шорохи-скрипы и далекий-далекий, едва различимый гул океана.
Себя так легко обмануть.
Мелатонин, серотонин, адреналин, тестостерон, прогестерон. Эта реальность никогда нереальна.
В лаборатории пахнет кровью, плотью, металлом. Вентиляция не работает. Старые аккумуляторы, едва держат заряд. От солнечных батарей ночью нет проку.
Он больше не может дышать этим смрадом. Ему нужна сигарета. Он взглянул на часы. Была полночь. Самое время сходить распечатать последнюю пачку.
Он вышел в коридор и какое-то время стоял в тишине.
Сигарета тлеет сама по себе, но вонь табака не спасает.
Руки по локоть в крови, от одежды смердит мясом и гарью.
Он закрыл глаза и на секунду отключился.
Кто-то плакал во тьме.
Всхлип.
Стон.
Задержка дыхания.
Выдох.
Снова всхлип.
Тихие, сдавленные матюки.
Он огляделся по сторонам и увидел девушку в грязном, кровавом, но все еще желтом платье. Вся в мелких ссадинах и порезах, посыпана пеплом. Она сидела на скамейке ожидания у стены смотровой и баюкала на весу свою обожжённую руку. Другой рукой она крепко держалась за сиденье скамейки. Её сломанные ногти царапали обивку. Костяшки пальцев на сжатом кулаке побелели.
– Эта часть больницы закрыта для посетителей. Вам лучше вернуться в приемное отделение.
– Там нет мест. Все врачи заняты.
Шепот. Почти шорох.
Сухие, потрескавшиеся губы.
Блуждающий взгляд, который избегает зрительного контакта.
– Здесь может находиться только медперсонал.
Она выдохнула, а затем, набрав в легкие как можно больше воздуха, сказала ему и всей этой чертовой больнице:
– Я жду уже десять часов. Гребанных десять часов, доктор! Хотите человечину с кровью на ужин?
Алиса протянула ему увечную руку.
И не то, чтобы она сказала что-то уж слишком мерзкое для слуха Ивана, но он почувствовал в себе это. Нечто безумное, готовое согласиться на предложение. Ведь никто не узнает. Ненависть, скука, страхи, сомненья, ложь и молчанье. Все сгорит под прямыми лучами звезды ровно в полдень, когда тени исчезнут и человечество вымрет.
Он открыл смотровую и принялся искать обезболивающее. Так проще бороться с кошмаром. Работа всегда помогает. Это единственное, чем здесь еще можно заняться. Иначе все поглотит пустота. Краем глаза он видел с каким трудом девушка встала со скамейки. Она сделала шаг и едва не упала. Глубокий вдох. Задержка дыхания. Выдох и всхлип. Шарканье ног. Шелест платья. Все раздражает. У этой незнакомки есть своя миссия: доконать его окончательно.
Алиса присела на край кушетки в углу смотровой.
– Говорят, Бог покарал нас.
Иван промолчал.
Он вколол ей анестетик и дал выпить жаропонижающее.
– Боль куда как реальнее, чем Господь.
– Хотите отрезать мне руку, потому что я в него верю?
– Я должен осмотреть ваши раны и обработать место ожога.
– У вас улыбка кота.
– Ничего не поделаешь. Все мы не в своем уме.
– Нет. Здесь просто все размывается. Эта комната кружится. Кружится. Кружится.
Иван кивнул и потянулся за инструментами.
Он очистил ожоги от грязи и обрывков кожи. Раны обработал раствором антисептика и удалил вскрывшиеся пузыри. Некоторые из них уже загноились и стали похожи на капли застывшей пластмассы. Пришлось надрезать их у основания, чтобы гной вышел наружу. Признаков инфекции не было, и он не стал трогать свернувшийся сухой фибрин, боясь травмировать подлежащее ткани.
Девушка отвернулась к окну. Она терпела боль молча, но Иван видел, какими тонкими стали её губы, а из-под крепко-крепко сжатых век выступили слезы.
– Сегодня утром я проснулся от того, что кто-то чужой бубнил на весь дом. Телевизор на первом этаже работал всю ночь. Наверное, мои собаки решили, что я обезумел и устроил марафон старых фильмов. Они лежали на диване и слушали проповедь о конце света. Мужчина в деловом костюме сказал им, что в одной только Франции работает более восьмидесяти атомных станций. Он попросил собак приготовить себе кофе, сесть у окна и представить мир, в котором вдруг исчезли все люди. Потом он щелкнул пальцами, изобразив, как разом грохнули атомные станции мира, и Земля раскололась на части. Мармелад громко завыл, а Лопата спрятала морду в подушку. Дом немного тряхнуло. В тот самый момент Владивосток номер 1 взорвался и упал на город.