Фок прав: нужно выдержать любой ценой, тогда дорога к вершине карьеры будет открыта. И ставку делать не на Куропаткина, тот сам себе все чужие лавры присвоит, а на Алексеева: моряк на его заслуги претендовать не сможет, да и зачем, у него своих много.
– Вот и хорошо, мой милый, что Евгений Иванович выделяет твоего подчиненного, и ты Фокушку хвали.
Мягкая ладошка жены погладила его по щеке, и Анатолий Михайлович в который раз поразился созвучию их мыслей. За долгие годы совместной жизни Вера Алексеевна была постоянно в курсе всех его служебных дел, всячески помогая и давая очень взвешенные и продуманные советы. Порой он ее называл «мой начальник штаба», и это было недалеко от истины.
– Ах, Алексей Николаевич, не ожидала я от него таких подлостей. – В голосе супруги прорезался металл, теперь у Куропаткина не было злейшего врага, чем мадам Стессель.
Он вспомнил, как побелела лицом жена, когда он рассказал ей о видениях Фока и о том суде, где их всех, выдержавших тяжкую осаду, в угоду горлопанам и знати, предадут позору. Вера Алексеевна моментально оценила все прелести такого положения, а будучи особой с воображением, живо представила, как закроются перед нею все двери приемных и отвернутся те, кто раньше рассыпался в любезностях. Ведь одно дело – быть супругой уважаемого всеми боевого генерала, и совсем иное – быть замужем за осужденным преступником, лишенным чина, орденов и дворянства. И по наветам превращенного в козла отпущения!
– Хорошие фотографии, сразу же видно, что генерал Стессель отстоит Порт-Артур. Лишь бы снарядов у тебя хватило, а провианта мы запасем изрядно. Вон адмирал Григорович приказал в скалах хранилища делать, моряки запасаются впрок, и нам надобно подземные холодильники сооружать, овощи там долго лежать смогут, и цинга будет не страшна.
Анатолий Михайлович напрягся, понимая, что сейчас последует. Вера Алексеевна слишком близко к сердцу приняла известие о возможном голоде и теперь принимала самые титанические усилия, знала о состоянии продовольственных запасов как бы не больше областного интенданта генерала Лукашева и всего бывшего корпусного интендантства, начальник которого подполковник Павловский сейчас «разорял» Инкоу с окрестностями. Оттуда уже пошли эшелоны с продовольствием и всем необходимым – портовые склады там начали стремительно пустеть.
Комиссар по финансовой части при начальнике Квантунской области статский советник Маршанг только за голову хватался, но счета оплачивал, скрипя зубами, да и государственный контролер утверждал закупки: теперь все прекрасно осознавали, что после высадки японцев у Дагушаня блокада крепостного района неизбежна. Причем на долгий срок, раз было приказано готовиться к годичной осаде, и не меньше. И сделать соответствующие дополнительные запасы, причем успеть за три недели.
Хорошо, что сам наместник изыскал дополнительные средства, теперь можно было не прибегать к реквизициям, которые могли только озлобить подданных Поднебесной. Но китайский порт Инкоу взяли в оборот – оттуда начали вывозить все, до чего только интенданты могли дотянуться.
– Хорошо, дорогая, работы в крепости возложены на Смирнова, вот пусть он и выкручивается. А на рытье дополнительных хранилищ наберем еще китайцев, с началом осады прибегнем к нормированию пайков для них, так что недостатка в рабочих не будет. Только во время сбора гаоляна выделим крестьянам помощь для уборки, так нужно.
Стессель давно точил зуб на строптивого коменданта – Смирнов посчитал себя чуть ли не вторым лицом на Квантуне, а имея чин генерал-лейтенанта, такой же, как у Анатолия Михайловича, требовал к себе соответствующего внимания и почета. Однако не принял в расчет одного: победа Фока над японцами под Бицзыво кардинально изменила его положение, причем в худшую сторону.
На недавнем совете с участием наместника было принято решение перенести главную оборону Ляодуна на перешеек, все же оборонять три версты фронта намного проще, чем тридцать, да и строить укрепления намного дешевле и быстрее, используя экскаваторы и производственные мощности Дальнего, да еще нагнав тысячи китайцев.
Тут Стессель нанес первый удар, провернув интригу. Вывел из подчинения Смирнова генерала Кондратенко, командира 7-й дивизии, приказом назначив, с согласия наместника, Романа Исидоровича комендантом крепостного Дальненского района, то есть уравняв их в положении. Но так как Дальний теперь был намного важнее Порт-Артура, то позиции Смирнова резко пошатнулись. И тут же нанес руками Алексеева второй удар: генерал Фок был назначен командующим войсками сухопутной обороны Квантуна с подчинением ему начальников приморской обороны собственно Ляодуна. Южнее Зеленых гор вся ответственность за охрану возлагалась на Смирнова, а севернее – на Кондратенко.
В результате положение Смирнова, несмотря на более высокий чин, оказалось ниже, чем у Фока и Кондратенко. И жаловаться было некому: прежний благодетель в лице наместника одобрил эти новшества, а на сторону генерала Куропаткина нужно еще успеть переметнуться. Для этого потребуется определенное время, которого фактически нет…
– Ко мне подходил владыка Иннокентий, – тихо произнесла Вера Алексеевна, – пожаловался, что ты не даешь разрешения китайским христианам поселяться на Ляодуне.
– Нам осада предстоит, а тут лишние рты. Зачем они нам?
– Высели других, а принять православных инородцев – благое дело, они верноподданными нашего государя станут. И других христиан принять нужно, сам знаешь, как к ним после «боксерского» восстания относиться стали. Но не просто принять, а чтобы в православие обязательно переходили. А Синод твое рвение заметит.
– Хм, – кашлянул Стессель.
В словах жены была определенная истина, тем более речь шла о китайцах. Православных нужно действительно пригреть, а выселить непригодный, китайского подданства элемент, благо сослаться на войну можно.
– Хорошо, пусть владыка завтра к часу приходит, приму. – В таких ситуациях Стессель всегда уступал супруге – та поступала не по своим капризам, а рассудочно, приводя продуманные доводы.
– А в два часа прими американского журналиста, расскажи ему про вероломное нападение японцев да про их зверства над китайцами. Надо, чтобы о тебе во всех странах мира узнали – война идет, и узнать про то многим интересно. Тебя и Фокушка о том просил, зачем нашего старика обижать? И сам наместник не погнушался с этим репортером беседу вести, а тебе тем более это надобно.
– Хорошо, пусть приходит к двум часам…
Стессель лишь вздохнул, понимая, что супруга снова права. И приготовился выслушать ее очередную просьбу, с которой Вера Алексеевна обращалась каждый день, а он ей постоянно отказывал, ибо не имел права на запрет публичных домов. Тем более те пользовались популярностью у морских офицеров, которые там просаживали жалованье, куда большее, чем у их сухопутных коллег. А это вызывало нездоровые трения в гарнизоне, приводило к ссорам и скандалам.
Хотя в последние дни страсти угасли – наместник стал выводить крейсера в море, а сегодня и все три броненосца, что были вполне боеспособны. Вышли за тральным караваном в море, немного прогулялись, а как на горизонте появились дымы японских броненосцев, эскадра вернулась обратно, под защиту крепостных орудий…
Глава 23
– Японские броненосцы сегодня снова маневрировали у Порт-Артура, но ни один из них так и не подорвался. Хотя «Амур» поставил мины на удалении в одиннадцать миль, там, где «Хатсусе» и «Ясима» должны были погибнуть, как ты и говорил. – Алексеев обескураженно развел руками и добавил, с некоторым осуждением поглядывая на Фока: – Ты, случаем, не ошибся? Карты ведь у тебя не имелось, все приблизительно, с большими допусками указывал.
– Может, и ошибся. – Александр Викторович пожал плечами. – Но сам подумай: раз японцы не высадились у Бицзыво, Того незачем проводить акции устрашения на виду Порт-Артура, как бы говоря: «Я здесь, не вздумайте выплывать в море». Вот и ходят иным маршрутом или вообще не прибегают к демонстрации. Но я тебе так скажу: история, если ее пытаются изменить, имеет жуткую инерцию. Это и хорошо и плохо одновременно. К старым проблемам могут добавиться новые, просто надо быть готовым к их решению. Насчет японских броненосцев скажу так: они ведь могут и подорваться, но чуть позже и в ином месте. Перефразирую: «Кому суждено стать утопленником, того не повесят»!