Мы возвращаемся, идем вместе, а рассвет превращает небо в золото. Вдалеке я слышу рев оленя и что-то похожее на барабаны.
На полпути Призрак наклоняет голову.
— Ты победила меня сегодня. Я не позволю этому случиться снова.
— Ну раз ты так говоришь, — говорю я ему с усмешкой.
К тому времени, как я вернусь во дворец, солнце уже взошло, и я хочу только спать. Но когда добираюсь до своих апартаментов, вижу, что кто-то стоит перед дверью.
Моя сестра-близнец, Тарин.
— У тебя синяк на щеке, — говорит она.
Это первые слова, которые она сказала мне за последние пять месяцев.
Злой король. Глава 4
Волосы Тарин были украшены ореолом из лавровых листьев, а платье нежно-коричневого цвета переплеталось с зелёными и золотыми цветами. Она оделась так, чтобы подчеркнуть изгибы бёдер и груди, что необычно для фейри, тела которых необычайно худы. Одежда ей идёт, и всё-таки в её расправленных плечах есть что-то новое, что ей, непременно, подходит.
Она — зеркало, отражающее кого-то, кем я могла бы быть, но не являюсь.
— Уже поздно, — неуклюже говорю я, открывая дверь своей комнаты. — Я не ожидала, что кто-то еще не спит.
Уже давненько наступил рассвет. Весь дворец спокоен и, вероятно, будет таким до полудня, когда по залам помчатся пажи и повара зажгут огонь. Придворные встанут с постели гораздо позже, когда темнота полностью опустится на землю.
При всём желании увидеть Тарин, теперь, когда она прямо передо мной, я нервничаю. Она, должно быть, хотела увидеть меня, — может, что-то произошло или ей что-то нужно внезапно.
— Я приходила дважды раньше, — говорит она, заходя за мной в комнату. — Тебя здесь не было. В этот раз я решила подождать, даже если пришлось бы ждать весь день.
Я зажигаю лампы; и хотя на улице светло, в замке комната находится слишком глубоко, чтобы в ней были окна.
— Ты хорошо выглядишь.
Она отмахивается от моей холодной вежливости.
— Мы будем враждовать вечно? Я хочу, чтобы ты одела цветочную корону и танцевала на моей свадьбе. Вивьен приходит из мира смертных для этого. Приведёт Оука. Мадок обещает, что не будет спорить с тобой. Пожалуйста, скажи, что ты придёшь.
Виви приведёт Оука? Я едва сдерживаю стон и задаюсь вопросом, есть ли шанс отговорить её от этого. Может, это так сложно потому, что она моя старшая сестра, и ей трудно воспринимать меня достаточно серьёзно.
Я сажусь на диван, и Тарин делает то же самое.
Я снова думаю о загадке её присутствия здесь. Должна ли я потребовать от неё извинений, или позволить забыть всё так просто, как она явно хочет?
— Хорошо, — сдаюсь я. Я слишком скучала по ней, чтобы рискнуть вновь потерять. Ради того, чтобы мы вновь были как сёстры, я постараюсь забыть, какого это — целовать Локка. Ради себя я постараюсь забыть, что она знала об игре, которую он вёл со мной во время их ухаживаний.
Я буду танцевать на её свадьбе, хотя, боюсь, это будет больше похоже на танцы на ножах.
Она протягивает руку к сумке и вытаскивает мою плюшевую игрушку кота и змеи.
— Вот, — говорит она. — Я не думаю, что ты хотела оставить их в прошлом.
Это — остатки нашей старой смертной жизни, талисманы. Я беру их и прижимаю к груди, как подушку. Прямо сейчас они напоминают мне обо всех слабостях. Заставляют меня чувствовать себя ребёнком, играющим во взрослые игры.
Я немного ненавижу её за то, что она принесла их.
Это напоминание о нашем совместном прошлом — специальное напоминание, как будто она не могла доверить мне вспомнить это самой. Игрушки заставляют меня чувствовать всю свою нервозность и страх, когда я так сильно пытаюсь не чувствовать ничего.
Когда я долго молчу, она продолжает:
— Мадок тоже скучает по тебе. Ты всегда была его любимицей.
Я фыркаю.
— Виви — его наследница. Его первенец. Та, за кем он пришёл в мир смертных. Она его любимица. А если и нет — у него есть ты. Та, кто его не предавала.
— Я не говорю, что ты всё еще его любимица, — смеётся Тарин. — Хотя он и гордился тобой, когда ты переиграла его и посадила Кардана на трон. Даже если это было глупо и неожиданно. Я думала, ты ненавидела Кардана. Думала, мы обе его ненавидели.
— Так и было. — Говорю я, хотя это и не имеет смысла. — И сейчас тоже.
Она странно на меня смотрит:
— Я думала, что ты хотела наказать Кардана за всё ужасное, что он сделал.
Я думаю о его ужасе от собственных желаний, когда я прикоснулась своими губами к его, а кинжал упирался в его горло. Волнующее и ядовитое удовольствие от этого поцелуя. Мне казалось, что я наказываю его, — наказываю и его, и саму себя, одновременно.